Шрифт:
Правда, сударыня, что вы совершенно сохранили благородную сію мысль. Вы не должны опасаться быть презираемою за т знаки нжности или благосклонности, которые бы оказали находящемуся предъ вами человку. Кажется, что вс ваши старанія клонятся къ тому дабы вознбновить или доставить случай обьявить, что вы ни единой мысли не имли въ мою пользу, сіе весьма извстно по собственному вашему выбору. Вся моя душа, сударыня, во всхъ ея заблужденіяхъ, желаніяхъ, и намреніяхъ была бы предъ вами отровенна и чиста, естьлибъ я былъ ободренъ хотя нкоею вашею довренностію и вашимъ почтеніемъ, дабы утвердиться противъ тхъ злобныхъ обьясненій, кои бы, какъ я трепеталъ, вы не придавали всему тому, что бы я могъ вамъ сказать или предложить. Никогда сердце не было столь откровенно. Никогда и никто не старался боле познать его погршности. [Вотъ справедливость Белфордъ.] Но вы знаете, сударыня, колико мы отдаленны отъ щастливыхъ сихъ изреченій. Недоврчивость и опасность съ вашей стороны произвели и съ моей сумнніе и страхъ. Ни какой взаимной довренности не оказано; какъ будто бы мы съ одной и съ другой стороны боле казали притворства, нежели любви. Колико я опасался каждаго письма, которое видлъ что вы получали чрезъ Вильзона! но не безъ причины, поелику нослднее отъ котораго я ожидалъ многаго въ разсужденіи статей, кои вамъ предложилъ на бумаг, не иметъ друаго дйствія, естьли я долженъ судить о томъ по отказу, учиненному вчерась, со мною видться, [хотя вы въ состояніи были выдти, да и въ носилкахъ, дабы лишить меня удовольствія васъ сопровождать,] какъ раздражило васъ противъ меня еще боле нежели прежде.
По видимому я виновата, съ негодованіемъ отвчала мн красавица, что была въ церькв не будучи сопровождаема такимъ человкомъ, котораго склонность ни мало бы къ тому не побуждала, естьлибъ онъ не видалъ туда меня идущею. Я виновата, что желала быть уединенною въ Воскресенье, оказавши вамъ угожденіе, идти съ вами въ комедію и препроводить часть ночи. Вотъ мои преступленія, вотъ чемъ я заслужила наказаніе; сіе то конечно подало вамъ право принуждать меня съ вами видться, и меня устрашать, когда я съ вами увидлась, столь жестокими поступками, съ какими никогда не поступаютъ съ такою женщиною, которую ни что принудить не можетъ ихъ терпть. Нравъ моего родителя еще не избегъ вашего осужденія, г. Ловеласъ: но то что онъ оказалъ худаго по бракосочетаніи. несравненно хуже того, что вы многократно уже прежде оказывали. Чего же я должна отъ васъ ожидать впредь, разсуждая о васъ и съ весьма благосклонной стороны? Мое негодованіе воспламеняется въ ту минуту, какъ я съ вами говорю, когда воспоминаю т черты вашего поступка столько же противныя великодушію, сколько и учтивости, для особы, повергнутой въ нещастія, отъ коихъ она стенаетъ. По истинн, я съ великимъ трудомъ могу терпть васъ предъ моими глазами.
Здсь она встала, разспростерши руки, и отворотя голову, дабы сокрыть свои слезы… О мой дражайшей родитель! вскричала сія неподражаемая двица, вы конечно бы пощадили меня отъ ужаснаго проклятія, естьлибъ знали колико я наказана, съ той минуты, какъ заблужденныя мои ноги вывели меня изъ дверей вашего сада, и соединили съ г. Ловеласомъ! потомъ упадши на свой стулъ, она облилась слезами.
Любезнйшая моя, сказалъ я ей, взявъ ее за руки, которыя были еще разпростерты! кто бы могъ удержаться отъ столь трогательнаго воздыханія, хотя страстнаго! [поелику я надюсь еще жить, Белфордъ, то почувствовалъ трепетъ, слезы появились на моихъ вкахъ, и я едва осмлился на нее воззрть.] Что же я сдлалъ, что могъ заслужить сіе нетерпливое восклицаніе? Подалъ ли я вамъ причину въ какое ниесть время, моими разговорами, моими поступками, моими взглядами, сумнваться о моей чести, моемъ почтеніи, и обожаніи? Я могу приписать сіе имя моимъ чувствованіямъ для великихъ вашихъ добродтелей. Зло произходитъ отъ того, что мы какъ съ одной такъ и съ другой стороны въ недоумніи находилися. Удостойте меня изъясненіемъ своихъ мнній: равномрно и я вамъ свои изъясню, и въ то время мы будемъ щастливы. Дай Боже, чтобъ я всегда любилъ, такъ какъ люблю васъ, и естьли я сумнваюся о такомъ чувствіи: то да погибну, естьли знаю, какъ бы могъ я видть васъ моею! позвольте мн думать, дражайшая Кларисса, позвольте мн токмо думать, что вы предпочтете меня въ выбор: позвольте сказать, я ласкаюсь, что вами не ненавидимъ и не презираемъ!…
Ахъ! г. Ловеласъ, мы жили вмст такъ долго, что могли познать свои нравы и поведенія. Они столь мало сходствуютъ, что вы можетъ быть восчувствуете великое ко мн отвращеніе, когда я буду вашею. Я думаю… я думаю что мн невозможно оказать того, чего вы требуете отъ чувствованій, кои вы ко мн имете. Естественное мое свойство совершенно перемнилось. Вы подали мн весьма худое мнніе о своемъ пол, а особливо о себ. Вы принудили меня отъ того въ самое то время почитать себя стольже худою, что лишась навсегда удовольствія, свидтельства собственныхъ моихъ чувствованій, которое весьма для женщины нужно, дабы вести себя достойно въ сей жизни, я никогда не буду въ состояніи воззрть на людей съ видомъ наджнымъ.
Она остановилась. Я молчалъ. Клянусь Богомъ, подумалъ я самъ въ себ, сія безпримрная двица, можетъ наконецъ совершенно меня погубить.
Она начала опять: чтожъ остается мн желать, естьли бы вы освободили меня отъ всего обязательства относительно къ вамъ, и не препятствовали бы мн слдовать теченію моей судьбы?
Она еще разъ остановилась. Я продолжалъ молчать. Я размышлялъ, не долженъ ли былъ отрщися отъ всхъ моихъ намреній относительно къ ней; и не имлъ ли довольно опытовъ о добродтели и величіи души превосходящей всякія подозрнія.
Она еще начала: благосклонно ли для меня ваше молчаніе, г. Ловеласъ? Скажите мн, что меня освободили отъ всякаго обязательства въ разсужденіи васъ. Вы знаете, что я вамъ никогда онаго не общала. Вы знаете, что равномрно и вы не обязаны своими. Я нимало не забочусь о тсныхъ моихъ обстоятельствахъ…
Она хотла продолжать. Любезнйшая моя, прервалъ я! хотя вы приводили меня въ столь жестокое сумнніе вашею печалію, но я употребилъ послдніе сіи дни къ брачнымъ приготовленіямъ. Я дйствительно торговалъ екипажи.
Екипажи, г. мой! такъ, блескъ! пышность! что значитъ екипажъ? Что значитъ жизнь и все на свт, для такой нещастной двицы, которая иметъ весьма ниское о себ мнніе; которая стенаетъ подъ проклятіемъ родителя, которая не можетъ и на самую себя взглянуть безъ укоризны, ниже подумать о будущемъ безъ ужаса! будучи утверждена въ пагубныхъ сихъ мнніяхъ супротивленіемъ, всмъ своимъ желаніямъ ею усматриваемомъ, будучи принужденна отрещись отъ дражайшихъ своихъ родственниковъ лишенна всякихъ удовольствій и надежды. Не откажите мн въ свобод искать убжища въ какой нибудь мрачной неизвстной, пещер въ которой ни враги, коихъ вы на меня навлекли, ниже друзья, коихъ вы мн оставили, не могутъ слышать тхъ словъ, по которымъ почитаютъ они меня виновною до той щастливой минуты смерти, которая можетъ быть возродитъ паки ихъ нжность и состраданіе, загладя вс ея преступленія.
Я не могъ отвчать ни единаго слова. Никогда такого волненія не произходило въ душ моей; признательность и удивленіе опровергали вс мерзскіе обычаи, предумышленныя намренія, коими ты знаешь, колико я тщеславился; великое множество новыхъ умысловъ, кои въ моемъ разум и сердц представлялись, искушали меня сдлаться честнымъ человкомъ; обиды двицы Гове умножили боле оное чувствіе, и я не находилъ боле силы защититься. Я бы пропалъ, естьлибъ Доркаса не пришла весьма въ надлежащее время съ письмомъ. Надпись была слдующая: разверните его немедлнно, г. мой.