Генеральская зарплата конечно лучше полковничьей, но разве это деньги?

Зажигалка валялась на земле, рядом с сигаретой, выпавшей из губ

Янки. На мундштуке темнело пятно от помады, но может быть, это была грязь. Пархом поднял сигарету и зажигалку, подул на сигарету, сдувая мусор и крошки земли, закурил. Выдохнув в морозный вечерний воздух струю дыма, спросил:

–  А неплохой получился фейерверк, а Мрак? Дас ист фантастиш!

И расхохотался. Хохотал долго, не меньше минуты. Мараков с тревогой подумал: а вдруг Пархом сошел с ума? Это бы совершенно ни к чему. Но Пархом, отсмеявшись, вытер слезы и серьезным тоном спросил:

–  А это не твоя работа, Мрак?

–  Максим Игоревич!
– обиженно произнес полковник.

–  Да понимаю, не твоя. Ты не камикадзе. Но убить меня хотел. Я знаю…

–  Максим Игоревич, с чего это вы взяли…?

–  …Интересно, какую ты мне смерть готовил?
– продолжал Пархом, не обращая внимания на возмущения Маракова.
– И где, и когда?

Наверное, на ипподроме. Больше меня тебе достать негде. Не здесь, же в моем…бывшем доме. Сюда тебя с оружием не пропустили бы.

Сигарета видимо отсырела пока лежала на влажной земле, потухла.

Пархом размял ее немного и хотел снова прикурить, но взгляд его прилип к зажигалке.

–  Мрак! А ты же не куришь. Зачем тогда зажигалку с собой приволок?

Да такую дешевую, китайскую… - Пархом оторвал взгляд от зажигалки и подозрительно посмотрел па Константина Леонтьевича.
– Мне на зоне кореш один рассказывал о шпионских штуковинах, закамуфлированных под китайский ширпотреб. Авторучки, игрушки разные, зажигалки…

–  Максим Игоревич…

–  Как она в боевое положение приводится?

–  Я не для вас… Я в целях самообороны…

–  Как?

–  Там… На рукоятке… Винтик…повернуть. Но я, правда, ничего сегодня не собирался… Я…

Пархом усмехнулся и ногтем повернул винтик.

–  Если не сегодня, так в другой день замочил бы, - сказал он.
– А я откладывать дела не люблю.

Он поднял пистолет и прицелился полковнику в переносицу.

–  Не надо, не убивайте. Прошу вас, Максим Игоревич. Я не хотел вас убивать. Я…

Мрак замолчал. Он отчетливо понял, что сейчас умрет. Последней мыслью полковника, промелькнувшей в его голове перед тем, как Пархом нажал на курок, была мысль о его несбывшейся мечте. Белоснежная красавица яхта уплывала от него за горизонт синего моря, скорей всего Эгейского.

Он умер не сразу, не в ту же секунду. Только почувствовал колючий удар в лоб, словно пчела сходу ужалила, и силы вдруг покинули его большое тело. И в глазах потемнело.

–  Сожгу-ка я тебя, Мрак, - услышал он как сквозь толстый пласт ваты и почувствовал, что куда-то движется.

Ему становилось все теплее и теплее. Стало жарко. Как в августе в

Турции, еще жарче, как, наверное, в июле…

9.

Голова у Сидорова уже не кружилась, только чуть-чуть тянуло швы на спине и на лбу под пластырем.

–  Я его не отправлял туда, Ляксеич, - оправдывался Окрошка.
– Альф сам вызвался. Скажи, Бирюк.

–  Да, точно, - подтвердил Бирюк.
– Альфред сказал, что это он должен сделать.

–  Эх, вы…, - вздохнул Сидоров, - террористы. Меня надо было дождаться.

–  Мы ж думали, что ты мертвый, Ляксеич… Между прочим. Вот… -

Окрошка достал из-за пазухи лакированный туфель, потряс им в воздухе, будто предъявлял вещественное доказательство своим словам и повторил: - Вот.

Сидоров кивнул головой:

–  Живой, как видите.

–  Да, живой! Ты, Ляксеич… Ну ты даешь, Ляксеич! Я думал все, а ты ожил. Молодец!
– Окрошка бросил вороватый взгляд на Бирюка.
–

Хреново нам всем без твоего руководства было. Мы без тебя, как дети малые - ниче не знаем, че делать. Кто в лес, кто по дрова. Но

Пархома, вражину твоего, мы грохнули. Замочили, как говорится, в сортире.

–  Никого вы не замочили, - со вздохом сказал Сидоров.
– Вернее замочили, да не того, кого надо было.

–  Как это…?
– Окрошка ошарашено уставился на Сидорова.

–  Жив Пархом.

–  Не может быть! Там такой взрывище был, я подумал, засыплет нас с

Бирюком на хрен!

–  Точно, жив, ешкин кот, - сказал Бирюк и опустил голову.
– Мне рассказали. Жив он, живучий, падло. Прости, Окрошка. Я тебе не сказал, не хотел расстраивать. Собирался сам Пархома подловить и дело закончить. От него чечены ушли, какие уцелели…

–  Ты…, - Окрошка повернулся к Бирюку.
– Бандитская твоя рожа!