Окрошка распахнул скрипучую фанерную дверь и застыл на пороге, как вкопанный.

–  Юрка?!!

–  Что там?
– спросил Сидоров, заглянув через Окрошкино плечо.

Поперек узкой не заправленной кровати лежал человек, вернее то, что раньше было человеком, бомжом Юркой Грибоедом. Худые Юркины ноги, обутые в старые солдатские ботинки, перетянутые телефонным проводом, чтобы не отвалилась подошва, покоились на полу и были вывернуты неестественно, острыми коленками внутрь, словно Юрка пытался что-то зажать между ними. На полу, у ног валялся пистолет системы ТТ.

Можно было бы решить, что Юрка мертвецки пьян, но в каморке душно пахло кровью и пороховыми газами. На стене над койкой на уровне головы сидящего на ней человека темнело бурое пятно, похожее на амебу. Кровь была и на ржавой спинке и, по-видимому, за койку ее натекло много, оттуда выползали темно-бурые, почти черные языки и смешивались с другой лужей, зеленоватой, кисло пахнущей.

Окрошка подковылял к трупу своего кореша и, примостившись рядом, стал толкать его, словно пытался разбудить.

–  Юрка! А, Юрка! Ты чего? Кто это тебя? Юрка-а-а!

Окрошка поднял на Сидорова глаза, в них были слезы.

–  За что его? Кому он помешал?

Сидоров пожал плечами и поднял с пола пистолет, понюхал дуло, повертел его в руках. ТТ, как ТТ, только старый - ствол и рукоятка потертые, в царапинах. На рукоятке узкая серебряная пластинка подарочного адреса. Гравировка затерта, не разобрать, что там было когда-то написано.

–  А я видел этот пистолет, - сказал Альфред, встав рядом с

Сидоровым.
– Не так давно.

–  Да? Где и когда?

–  В начале лета. Третьего июня. На дне рождения у Александра

Моисеевича.

–  У какого Александра Моисеевича?

–  У Шульмана. Это его пистолет. Он выпил лишнего, как всегда. Из ресторана пригласил нас с Катенькой к себе домой. Там еще добавил и в спальню ушел. Мы с Катенькой подумали, спать пошел, а он выходит и показывает нам пистолет. Говорит, купил по случаю. Вдруг, говорит, пригодится?

–  А ты уверен, что это именно тот?

–  Да вроде похож…, - Альфред взял тэтэшник, внимательно стал его разглядывать.
– Да, точно он. Вот царапина на стволе. Возле мушки.

На том, что Шульман показывал, такая же была. А на пластинке заглавную букву 'Ш' разобрать можно. Катя еще посмеялась, посоветовала Александру Моисеевичу гравировку восстановить. Сказала, начальная буква твоей фамилии уже есть, осталось только продолжить, написать: 'Шульману А. М. за боевые заслуги перед Отечеством'. Или что-нибудь в этом роде…

–  Шульман мертв, если верить Пархому, - задумчиво сказал Сидоров.

–  Можно предположить, что Саша пришел к Пархому с этим тэтэшником.

Убить его Шульману не удалось, сам погиб, а орудие мести оказалось в руках Пархома или его отморозков. А если это так, то и Юрка Грибоед

–  дело рук этого бандита.

–  Кто такой Пархом?
– спросил Окрошка с вызовом.
– Бандит? Мне наплевать, что он бандит! Я уже двоих бандюков завалил. Я и Пархома этого завалю. Я его за Юрку…

–  О Пархоме позже поговорим, - пообещал Сидоров.
– А сейчас уходить надо.

–  А Юрка?
– Окрошка указал рукой на мертвого бомжа.
– Его похоронить бы надо…

–  Не с руки нам, Окрошка, похоронами заниматься. Друга твоего государство похоронит. Уходить нам надо. И в темпе. Вдруг Пархом ментам позвонил, что в подвале на улице Грибоедова труп? А пистолет оботри и брось, где лежал, - сказал Сидоров Альфреду.
– Таскать с собой пистолет, зная, что из него убит человек, глупо. А если менты по нему на Шульмана выйдут…? Что ж, Саше уже все равно.

Когда Сидоров вслед за Альфредом вышли из Юркиной коморки,

Окрошка, задержавшись, якобы для того, чтобы проститься с другом, поднял с пола пистолет и сунул его за пояс под куртку.

–  Как думаешь, зачем Пархом Юрку Грибоеда убил?
– спросил Альфред у Сидорова на улице.
– Что ему вообще от этого бомжа нужно было?

–  Тебя искал, - уверенно ответил Сидоров.
– Юрка-то ему и рассказал, что ты на 'Искре' живешь.

–  А Грибоед откуда знал?

–  Среди бомжей подобные новости быстро распространяются. Я виноват. Не нужно было тебя на 'Искру' вести. Надо было сразу к