Шрифт:
– Так лучше тебя-то мне все равно не найти. Нет таких ни одной. На всем белом свете.
Вдруг Надя принюхалась и наморщила носик:
– Ты что, мусор забыл вынести?
– Это… Я мусор вынес. Утром еще.
– А чем так…пахнет? Накурено и…мусором каким-то…
– Я сам - мусор, - задумчиво пошутил Мотовило.
– Тут…, видишь какое дело, родная… У нас…э-э-э…в некотором роде тоже полна изба народу…
– Не поняла.
Надя решительно встала и прошла через зал в спальню. Убедившись, что ни в зале, ни в супружеской опочивальне никого нет, вернулась в прихожую.
– Они там.
– Мотовило сделал страшное лицо и указал пальцем на закрытую дверь в кухню.
– Проголодались?
– с иронией в голосе произнесла Надя и открыла дверь.
Сидящие за кухонным столом Окрошка и Альфред поднялись. Вернее, встал Альфред, а Окрошка только попытался, но не смог, он был уже изрядно пьян, а костыли стояли в углу, за его спиной, но он забыл, где они стоят.
– Здравствуйте, - поздоровалась Надя.
Окрошка икнул и судорожно кивнул головой:
– Здрасьте.
– Добрый вечер, - поздоровался Альфред, смущенно улыбаясь, и вдруг замер, улыбка сползла с его губ, а смущенность сменилась растерянностью.
– Наденька?
– Альфред…Аркадьевич?
– Надя тоже растерялась.
– Э, да я вижу, вы знакомы…, - удивленно произнес Мотовило.
Надя покраснела и сказала Георгию, словно оправдываясь:
– Альфред Аркадьевич работал на 'Искре'…
– Он и сейчас там…в некотором смысле работает.
– Мотовило подошел к столу и, взяв свою рюмку, залпом выпил.
– А когда он там работал в прямом смысле, у вас естественно был роман.
– Нет!
– ответила Надя излишне поспешно.
– Никакого романа между мной и Альфредом Аркадьевичем не было.
– Честное слово, Георгий Иванович, - поддержал Надю Альфред.
– Не было. Ничего такого не было.
– А эдакого?
– Да вообще ничего!
– воскликнул Альфред с жаром и тут же осекся, натолкнувшись на напряженный, но слегка насмешливый взгляд серых
Наденькиных очей.
– Да ладно, не важно, - сказал Мотовило.
– Было, не было. Если и было, то давно.
– И подумал про себя: 'Впрочем, я и сам знаю, что ничего эдакого не было. Чай, девицей Наденьку взял', и еще подумал, посмотрев на смущенного Альфреда: 'Лишь бы сейчас ничего неожиданного не приключилось, не вспыхнуло бы чего между ними. Искра какая-нибудь. Не вспомнилось бы старое увлечение!'.
А вслух сказал:
– Помнишь, родная, я рассказывал тебе грустную историю о человеке, которому изменила жена, и он стал бомжем? Сидоров такой, помнишь?
– Помню, - ответила Надя.
– А Альфред Аркадьевич именно тот герой-любовник, из-за которого все это и произошло. Потом он, Альфред твой…Аркадьевич, стал ее мужем. Гражданским. Недавно Екатерину Сидорову убили пархомовские бандиты. Я тебе про это убийство тоже рассказывал. Сидоров и Альфред хотят Пархому отомстить. Поэтому они пришли ко мне, и я им собираюсь помочь.
Надя с тревогой взглянула на мужа, потом перевела взгляд на Окрошку.
– А этот человек и есть Сидоров?
Окрошка вспомнил о костыле, вытащил его из угла и поднялся.
– Меня звать Окрошкой… Нет!
– одноногий бродяга на мгновение замолчал, вспоминая свое настоящее имя.
– Петром меня звать. Петром
Васильевичем. А фамилия моя Грохотов. А Сидоров Ляксей Ляксеич - он наш старшой. Ляксеич - голова! Он ушел ненадолго, но скоро вернется.
Он недалеко здесь, в двух кварталах. В гостинице. К тестю своему пошел. Вот придет, и мы с ним отправимся Пархома мочить. В сортире.
– В каком… сортире?
– спросила Надежда.
– А не важно в каком. В каком поймаем, в том и замочим! Вы, дамочка, мою фамилию запомнили? Грохотов. Скоро она прогрохочет на весь этот город!
– с пафосом скаламбурил Окрошка.
И вдруг прогрохотал взрыв. Где-то недалеко. В двух кварталах от того места, где они разговаривали.
– Граната, похоже, - сказал Мотовило.
– Здорово, Мрак. Спишь?
– Никак нет, - по-военному ответил полковник Мараков, стирая с лица сон и выбираясь из-под теплого одеяла.
– Работаю. Дел накопилось масса. Дня не хватает.
– Работаешь с бумагами, - хохотнул Пархом.
Полковничья жена, Елизавета Елисеевна, дама неопределенного возраста, обладающая невыразительной внешностью при наличии довольно внушительных, подстать супругу габаритов, которую тоже разбудил этот поздний звонок, злобно сверкнула на мужа глазами из-под тяжелых припухших век и выключила ночник.
– В кабинет свой иди разговаривать. Ни днем, ни ночью…, - сиплым со сна голосом проворчала она.
Полковник прикрыл трубку огромной ладонью, чтобы его абонент ничего не услышал и огрызнулся: