Показали бы лучше то кино… Особенно, что было в мужской бане…

Я обернулся. Позади стояла, держась за спинку кресла, и весело смотрела на меня Нина Трошинская. Надутые губки и притворно-жалобный голос землячки свидетельствовали: от жизни не спрятаться за футболом. Круиз свободно может превратиться в курьез, когда в легкий шторм на пути в Ленинград рядом с тобой плывет столь опасное создание.

Нина, Нина, Ниночка… Березка вологодская… На черта я тебе сдался? Я не Чарли из "Веселых детей природы", я – черт знает что.

…Мы спускались на берег по трапу в Ленинграде, кто-то тронул меня за локоть. Это была она. Трошинская деловито сказала:

– Дай мне свой домашний адрес.

Сейчас думаю: не повстречайся в круизе Нина, и вспомнить о

Скандинавии было бы нечего.

С Варваром обмывали возвращение из-за границы.

Вспомнилась недавний разговор с Кенжиком.

– Пару раз в одной компании встречался с Ольгой Срединой. Знаешь, она еще не замужем. Ты помнишь ее?

Помню ли я Средину? Средина – это "2-85".

"2-85" не замужем? Мне то что? Хотя…

Напился с Варваром изрядно. Было что-то около десяти вечера. Я остановился возле дома, где живет Средина. Подумал: "Прошло тринадцать лет. Самое время ей позвонить. Что она скажет? Ничего не скажет. Я руки у нее просить не собираюсь".

– Алло.

Я узнал ее грудной голос.

– Оля, ты?

– Да.

– Это Бектас. Ты помнишь меня? Мы с тобой учились до четвертого класса.

В трубке воцарилась тишина.

– Ты меня слышишь?

– Слышу. Я помню тебя.

– Выйди… Я жду тебя у арки твоего дома.

– Прямо сейчас? Но я только что из ванной.

– Я подожду, пока ты обсохнешь.

– Пока я обсохну, ты замерзнешь. – засмеялась "2-85".- Хорошо, через пять минут я выйду.

Я во все глаза смотрел в арочный проем. Силуэт Ольги Срединой возник в арке внезапно, "2-85" быстро приблизилась и… дальше как отрезало.

Проснулся утром – ничего не помню и ни капли сожалений.

С тех пор я не видел ее и больше никогда не звонил.

Проявил пленку и отпечатал круизные фотографии приятель Шефа по работе.

– Димка удивился, – сказал Шеф, – почему на фото ты везде один.

Умка не уложилась в срок, не защитилась и из очных аспиранток перешла в инженеры. Проработала недолго и перешла в нархоз.

– Нас, чистых экономистов никто не ценит. – говорит она.

Умка заходит к нам поболтать с мамой.

– Тетя Шаку, у них в плановом отделе работает татарка. Та еще бестия…

Это она про пампушку-хохотушку Кэт, что заглядывает к нам в лабораторию покурить. Кэт не татарка, но сильно на нее похожа. С ней мы учились в институте. Живет она с мужем-узбеком Гапуром и младшим братом Маликом.

Полуеврей-полуказах Толканбаев заприметил Кэт, но связь продолжалась недолго – Кэт забеременела, решила рожать от смазливого метиса и легла на сохранение.

Кэт хотелось, чтобы ребенок был похож на красивого и умного

Толканбаева. Как при этом она собиралась выкручиваться перед Гапуром не известно, но институтские подружки дружно сходились во мнении, что Кэт выкрутится. Ей не впервой. Рисковала она сильно. Узбек парень здоровый, горячий и если бы узнал об измене, как пить дать, настучал бы по голове Толканбаеву.

Гапур ничего не узнал, но зато, прослышав, что Кэт дожидается от него ребенка в больнице, перепугался Толканбаев. Перепугался и перестал дружить с экономистом планового отдела.

В свою очередь Кэт жаловалась подругам на бесплодие мужа и говорила о том, как сильно желает завести ребенка. Ребенку от

Толканбаева не суждено было появиться. Случился выкидыш и из больницы моя однокурсница вернулась при своих.

Вернулась и продолжала приходить к нам покурить. Естетственно, старался первым поднести ей горящую спичку Шастри, который открыто заявлял о том, как ему нравится Кэт. Мысли об Альбине его не оставляли, но одно другому не мешает. Ушла от нас Альбина, как ушел в преподаватели и Володя Семенов.

Набравшись спирта в Чимкенте, куда мы с Шастри ездили сдавать отчет по свинцовому заводу, он признался мне:

– Альбина хочет меня. Может даже любит…

– Не может быть.

– Это большой секрет. Однажды я смотрел у нее дома телевизор, мужа ее не было и я почувствовал, как сильно она хочет меня.

– Надо было ее затюскать.

– Что ты, братишка! Муж ее почти друг мне, наши дачи по соседству. Не мог же я сделать ему подлость.

– Бедный… Тебе было тяжелей, чем Володе.