Шрифт:
Валентин Попов должен что-то сделать, что-то предпринять.
У Попова хорошее лицо, чистые глаза.
Первомайская демонстрация… Марианна Вертинская отпускает воздушные шары. Они летят в небо… Откуда взялся Попов? До этого я никогда его не видел.
"- Это твоя жена?
– Нет, сестра.
– Сестра? – переспросил солдат. – А как ее зовут?
– Верка.
– Вера, – повторил солдат. – А где мать?
– На дежурстве.
– И ты работаешь?
– Да.
– Слушай, я никогда не думал, что у меня будут двое таких ребят.
Ты меня хоть немножко помнишь…?
…Блиндаж расплывался, уходил в небытие…
"Как мне жить, скажи…"
– Сколько тебе лет? – спросил солдат.
– Двадцать три.
– А мне девятнадцать.
– Как жить? – повторил Попов.
"С каждым днем расстояние между нами будет увеличиваться…".
Блиндаж пропал.
Из актеров я запомнил только Попова и Вертинскую. Спустя двадцать два года узнал, что, оказывается, в фильме снимались еще и Губенко с
Любшиным. Странно, как я не запомнил их.
Попов все время разговаривал. С друзьями, с самим собой. Он разговаривал сам с собой, когда шел по Москве, когда сидел ночью на тахте и курил.
Он разговаривал, уворачивался от встречных прохожих, останавливался перед светофором и разговаривал.
О фильме я никому не рассказывал. И не хотел рассказывать. Да и попытался бы рассказать – ничего бы не вышло. Как рассказать то, что не расскажешь?
Глава 7
– Вы тетя Шаку? – в дверях стояла худенькая девушка. – В
Советском райзагсе вас ждет Роза…Она выходит замуж и просила вас прийти…
– Ой бай! – Мама всплеснула руками и побежала в ЗАГС. Я не догадался пойти и поздравить Розу. Не догадался или не захотел? Не знаю.
Я пошел на зовет. Вернулся и на кухне застал Розу. Она мыла посуду. Гости разошлись. В столовой папа разговаривал с Хаджи, мужем
Розы.
Я сопел за столом. Укладывая тарелки в стопку, Роза спросила:
– Тебе не нравится мой муж?
Я промолчал. Не то, что Хаджи, – любой ее муж не мог мне нравиться.
Через два дня Хаджи и Роза уехали в Хорог.
…Нина Васильевна сильно помогла возненавидеть алгебру. Новая классная руководительница кроме алгебры вела и геометрию. Простая и добрая, особенно когда речь заходила о домашних завтраках – она произносила "завтрик" – Нина Васильевна преображалась, когда кого-либо вызывала к доске: классная люто ненавидела тупарей. Первым
УО в классе для нее был я. Стоило оговориться, сбиться, как тут же начиналась бомбардировка акватории порта Хайфон.
– Что ты тут мне написал…! Отвечай! Кому говорят! – В слепой ярости Нина Васильевна наливалась краской и не помнила себя. – Что стоишь, как истукан?! Бестолочь! Идиот!
Вода на рейде порта Хайфон бурлила, в разрывах бомб кипящей струей поднималась кверху, переворачивала джонки, вьетнамцы горошинами разлетались по волнам, барахтались и в судорогах шли ко дну.
Вопли и визги Нины Васильевны напрочь выбивали из меня квадратные трехчлены, я ничего не соображал. Класс с одноклассниками вместе с
Ниной Васильевной дрожал, трясся, переворачивался кверх ногами. Я не понимал где и зачем стою.
Примечательно, что я не злился на Нину Васильевну. Я боялся ее.
Это не ненависть, это другое. Вне алгебры человек она действительно хороший и то, как она произносила "завтрик", делало классную руководительницу совсем не похожую на ту, что бесчинствовала на допросах у доски.
Если по-хорошему, то Нина Васильевна немного помогла мне разобраться в себе. А что до то ненависти к алгебре, то невелика потеря.
Таня Батальщикова тоже училась в 6-м классе. Училась она в 28-й школе в одном классе с 2-85. К своим двенадцати годам Таня выглядела старшеклассницей, потому и немудрено, что вокруг нее ходили разговоры и сама она время от времени становилась причиной разбирательств среди старших пацанов.
Как она познакомилась с Шефом? Брат учился на первом курсе и приходил в цековский двор к школьному товарищу Салакаю. Таня тоже жила в цековском доме, причем в одном подъезде все с той же 2-85.
Приходил в цековский двор Шеф поддатый и как-то раз в беседке к нему подошла Батальщикова и сказала: