Брассак".

С прошлой осени я вновь мечтал. Мечтал о сыне. Мечтал по дороге в институт и обратно. Я шел в институт и представлял, что вдруг все каким-то необъяснимым образом образуется, и у меня, неважно от кого, родится сын.

Я мечтал о сыне с грустным отчаянием безумной надежды и видел нас обоих где-нибудь у моря, гуляющими по набережной. Мой пацаненок держит меня за руку, что-то спрашивает, я наклоняюсь к нему, поднимаю на руки, сажаю к себе на шею и мы идем, и идем.

…Русалка смотрелась в зеркальце. Кайрат попытался расстегнуть верхнюю пуговицу на ее плавках.

– Эй, ты что задумал? – Лена бросила зеркальце на одеяло и удивленно посмотрела на поэта.

– Тебе будет легче. – объяснился находчивый Кайрат.

– А.а…- сказала Русалка и сама же расстегнулась на одну пуговицу.

…Мы искупались и лежали рядом. Она на спине, я на животе.

– В Париж ты не хочешь… – сказала Светлова и спросила. – А чего ты хочешь?

Чего я хочу? Я хочу всего лишь маленькой малости – хотеть ее.

Хотеть безумно, как хотел жену Сатыбалды, как желал медсестру Валю.

Я пошутил. Хотеть это не маленькая малость. Хотеть – это все.

Я придвинулся вплотную к Русалке и прижался к ее груди. Она немедленно отстегнула бретельки лифчика и я с головой погрузился в плоть студентки Полиграфического института. Мягкая горячая кожа

Русалки источала запах поднимавшегося на медленном огне молочка.

Иная прелюдия не только имеет самостоятельное значение, но и стоит симфонии. Все зависит от желания и умения сотворить вступление как можно более цельнотянутым. Мне помогало Солнце поселка

Планерского. Оно стояло в зените и испепеляющим жаром замедляло естественный ход движения желаний, дозволяя тем самым, нам обоим делать все на свете без риска преждевременных разочарований и провалов. Потому, что если что и случится вдруг из досадливо непредвиденного, то все опять же можно свалить на все то же Солнце.

– Вы чем тут занимаетесь? – сверху раздался голос Кайрата. И не дождавшись ответа, маленький купальщик сказал. – Ну я пошел.

Солнце замедлило круг и застыло в мертвой точке на одном перпендикуляре с Карадагом. Догадавшись, что может таиться за полудремой Русалки, я отстегнул с ее правого бока две пуговицы и потянул вниз ситчик ее тугих трусиков.

Она не пошевелилась. Только произнесла:

– Если бы здесь этих не было, я бы совсем разделась.

Кроме нас двоих и Солнца, в метрах десяти от нас загорали два накачанных парня и время от времени с любопытством поглядывали в нашу сторону.

Внизу, растегнутое на три пуговки, белело незагоревшее предверие главной тайны ее лепного тела. Я лежал с закрытыми глазами и сквозь белеющую красноту силился представить Лену разоблаченной донага. К чему пустые раздумья о жизни и судьбах мира, когда рядом с тобой

Свобода на баррикадах?

– Мне пора на обед. – Я поднялся.

– Какой обед? – Недоуменно привстала Лена. – Ты что? В своем уме?

– И повторила. – Какой обед? Ты что проголодался?

– Да… нет…- Я не находил сил лгать. – Кушать я не хочу…

– Тогда что? Тебе разве со мной плохо?

– Нет… С тобой мне не плохо… Все наоборот… Но понимаешь…

Обед… Такой порядок.

– Ладно, пошли.

Я поднял с одеяла шорты и Русалка весело предупредила:

– Ночью я к тебе приду.

– Ой, не надо! – Я выронил из рук шорты.

– Что не надо?

– В номере люди…Там нас трое…

– Ну и мне какое дело?

– Потом…

– А-а… Испугался?

– Конечно… – Тварью дрожащей пробормотал я и неожиданно для себя разбалделся.

" – Мне тоже. Они только напоминают о смерти.

Возможности человеческого мозга ограниченны. Ну и чер… – Он спохватился, вспомнив о Зиммермане. Массивное лицо директора сразу поднялось над партой. – Ну и шут с ними. Попробуем представить себе пять миллиардов лет в наших масштабах. Предположим, Вселенная существует всего три дня. Сегодня у нас четверг, сейчас, – он посмоторел на часы, – без двадцати двенадцать. – Остается всего двадцать минут, надо успеть. – Так вот. В понедельник в двенадцать часов произошел величайший взрыв, какой видел свет. Нам дали такого пинка, что мы до сих пор мчимся вперед, никак остановиться не можем.

Когда мы смотрим на другие галактики, они разбегаются от нас. Чем они дальше, тем больше их скорость. Расчеты показывают, что все они должны были возникнуть в одном месте примерно пять миллиардов лет назад. Миллиарды, триллионы, квадрильоны и так далее – их без конца можно возводить в квадрат – тонн материи, существующей во Вселенной, были сжаты в шар максимально возможной плотности, какую только допускают размеры атомных ядер. Один кубический сантиметр этого первобытного яйца весил двести пятьдесят тонн.