Шрифт:
Макларена заработал от Саманова пятак.
Староста группы Валихан Бекбосынов. Поступил в институт после службы в ВДВ. С ним мы дружим. В группе учится и Пила с нашего двора. Валихану трудно дается матанализ, втроем мы и собираемся у нас дома решать примеры.
…Есенсыкова предложила подготовить для конференции СНО
(студенческого научного общества) доклад о молодежном движении в странах капитала.
Я позвонил Какимжановым.
– Тетя Рая, мне нужна литература.
– Я поищу.
Через день тетя Рая завезла книгу точно с таким же, как и тема доклада, названием.
Я целиком переписал предисловие книги – доклад мне понравился.
"Сегодня более половины населения Земного шара моложе двадцати пяти лет. Для молодежи мира ХХ век – эпоха тревог и надежд, поисков и борьбы…".
Я читал по бумажке, но оказывается и по бумажке можно выступать вдохновенно.
В зале тишина. Председательствующий обвел взглядом зал.
– После столь содержательного выступления нам остается только горячо поблагодарить докладчика. Давайте от души похлопаем ему.
Я вышел в коридор. Меня поджидала незнакомая девушка.
– Что Калюжный и Янаев?
– Откуда знаешь?
– У именя точно такая же тема.
– А-а… Будешь выступать?
– Не-ет… Я тоже слово в слово списала предисловие.
Саманов объясняет материал простыми словами, примерами из жизни.
"Интеграл Коши не работает…", "Уравнение кошары…".
Понимал ли Саманов, что такое перевернутая восьмерка? Тогда я думал, что да. И полагал, что ему без надобности втолковывать нам, что и без того для всех должно быть ясно и понятно само по себе, как то, что небо есть небо, а Земля есть Земля.
Самое большое, поддающееся исчислению, число – гугол.
Бесконечность это уже после гугола, что, повторимся, не имеет исчисления. Но как же так? Ведь, как ни крути, то, что не имеет численного или буквенного (перевернутая восьмерка не в счет) определения не имеет никакого объяснения, никакого смысла.
Какая в таком случае здесь наука? Ею здесь и не пахнет.
Если в матанализе легче даются примеры, нежели теория, то с физикой у меня обстояло наоборот. К примеру, по физике я так и не решил задачку про удар металлического шарика о наковальню.
Физику сдавали весной. На подготовку выпало три дня и предстояло держать ответ за весь курс от Ньютона до физики ядра.
Время поджимало и я просматривал курс физики Путилова по диагонали. Надеялся, что на экзамене удастся списать.
Параграф, предваряющий теорию относительности, почему-то заинтересовал. С ручкой руке я внимательно, несколько раз прочитал и так же по памяти несколько раз воспроизвел на бумаге параграф со всеми преобразованиями.
Преобразования несложные и записывались приблизительно так:
Х – Х' – Х"; У -У' – У"; Z – Z' – Z";
Параграф назывался "Преобразование галилеевых координат".
Потренировавшись несколько раз, я запомнил параграф и хотел было вторгнуться в теорию относительности, но, подумав, остановился.
Механическим переписыванием здесь мало чего добъешься. Здесь надо было хоть немного, но думать.
Становится теперь понятным, почему я тихо возликовал, когда увидел третьим по счету в билете вопрос о галилеевых преобразованиях. Сел готовиться к ответу с намерением удивить препода и получить за удивление пятак.
Первый и второй вопросы по механике и электричеству я благополучно списал.
Препод спокойно прослушал и без замечаний принял два первых ответа, но когда я на его глазах принялся готовить вхождение в теорию относительности, он занервничал и взъелся на меня.
Он пролистал зачетку и еще больше рассердился.
– По математике тебя пять поставили? Смотри, какой ты…
"Но дело не в этом". Дело, как становится понятным, не в тройке, что поставил мне физик.
Дело в самих преобразованиях Галилея. Будь иначе, стал бы я о них вспоминать?
Брежнев кашлянул раз, кашлянул два и продолжил читать доклад.
Опять прокашлялся. Подгорный, сидевший по правую от него руку, смолил одну за одной сигареты.
Трансляция из Кремля Международного Совещания Коммунистических и
Рабочих партий. Брежнев стоя читает доклад. Слева от него Косыгин.
– Подгорный спецом его обкуривает. – сказал Шеф.
– Зачем? – спросил я.
– Стул из под Брежнева хочет вытащить. Совещание посвящено чехословацкому вопросу. Французы и итальянцы потребовали от КПСС объяснений. Брежнев объясняет, но Марше с Берлингуэром забили на него.