Эту сцену мы снимали долго. За столом воцарилось нездоровое веселье. Стоило одному из нас взять в рот твердый, сырой басмати и воскликнуть: "О, как это вкусно!" – как все остальные падали на стол от хохота. В конце концов, выяснилось, что лучше всех ест сырой рис все-таки финн.

– Ты не возражаешь, если я подвезу тебя домой? – спросил он в конце рабочего дня.

– Нет, – ответила я и коварно улыбнулась Натану, у которого не было машины.

На следующий день мы снова встретились, но уже в другом богатом доме, где предстояло снимать сцену в кухне. Она показалась заказчику уютнее, чем прежняя.

Второй дом был еще больше и краше. Индийскую девушку долго и безуспешно учили играть на ситаре. Ситар она держала в руках впервые в жизни, и ее игра раздражала музыкально одаренного финна, но остальным, не таким одаренным, было очень весело. Мне дали простой инструмент – колотушку, надо было бить ей в такт музыке по доске. В перерывах между съемками мы выходили позагорать во двор. Натан ходил на руках по траве, вертел колесо и сальто, развлекая публику, как мог. Наблюдая за его выкрутасами, Франц, не долго думая, достал пачку своих фотографий. На каждом снимке он был запечатлен в какой-нибудь мудреной позе, так что трудно было разобраться, где заблудились и как перестроились между собой части его тела. Зрелище не для слабонервных.

– Йога очень хороша для секса! – гордо объявил Франц.

– Смотря для кого, – прыснула я. – Не всякая партнерша может скрутиться в такой узел.

Эмма, Франц и финн завели разговор о гороскопах и выборе сексуальных партнеров, а потом спорили о том, какой знак сексуальнее. Каждый стремился доказать свою правоту, ссылаясь на богатый личный опыт. Это был не простой спор. Двенадцать знаков зодиака подразделялись на группы, имели разные фазы и какие-то добавочные знаки или подзнаки. Я поняла, что надо быть настоящим экспертом в астрологии, чтобы найти себе такого партнера, чтобы не разочаровал, и заскучала. К спорщикам присоединилась Лейла – наш визажист, и сходу рассказала историю своей частной жизни.

Все поделились с ней мыслями на этот счет. Рассказы преподносились не просто так, а с большим апломбом. Вот мы какие, творческие личности, живем не как все. Мы эмоциональные, вспыльчивые, "безбашенные", да, у нас бурная личная жизнь, и мы не в состоянии держать ее в секрете!

Не углубляясь в исследования, кто же все-таки самый страстный львы-рыбы или девы-тельцы, мы с Натаном играли в Baywatch, вытаскивая из бассейна тонущих насекомых, и ловили кузнечиков.

Сцену расставания индийских хозяев и канадских гостей снимали вечером. Удивительно, что всего через неделю после завершения этих съемок, меня пригласили сниматься в новой рекламе.

Готовился к выпуску рекламный журнал о новом медицинском оборудовании для операционных. Мне предложили изображать медсестру. Я обрадовалась, встретив в день съемок йога Франца.

– Мне доверили роль врача, – похвастался Франц. – Я круче тебя.

Он рассказал, что для этого проекта вчера фотографировали его знакомую из Германии, бывшую балерину Яну.

– Ее профессиональные качества очень пригодились на операционном столе. Яну, назначенную пациенткой, заставляли принимать нелепые позы и держать паузу, пока оператор не отснимет все, что нужно.

На что Яна была неутомима, но и та устала.

Какая удача, что я просто медсестра.

Съемки все откладывались, и мы с Францем целый день болтались по городу в ожидании, когда же мы им понадобимся. Он оказался вегетарианцем, как и положено правильному йогу. А я – хищница, окончательно рассталась с мечтой о самосовершенствовании с помощью асан и медитации. Франц заметил, что он не такой уж продвинутый вегетарианец, вот Яна – это да, не ест ничего кроме орехов и фруктов, но всегда бодрая и здоровая.

Съемки начались вечером и затянулись на пол ночи. Макияж мне на этот раз делал какой-то рядовой не прославленный визажист. Франц сказал, что я похожа на медсестру – убийцу, или медсестру – привидение из фильмов ужасов. У меня был ярко красный рот и темные круги под глазами от недосыпу. В остальном, shooting был замечательный. Сначала я толкала "навороченную" тележку с непонятными электрическими приборами, вернее делала вид, что качу ее. Груз был тяжелым, и тележку поставили на тормоза, чтобы не задавила съемочную группу. Потом мы с Францем делали операцию. На стол никто не хотел ложиться, но под давлением режиссера под нож полез сам продюсер. Его раздели и пристегнули ремнями, а мы с Францем получили настоящие хирургические инструменты. Франц поинтересовался у пациента, что его беспокоит, и не надо ли ему вырезать что-нибудь лишнее. Потом мы вспомнили анекдот про хирурга, который режет пациента снова и снова и сокрушается: "Ах, опять ничего не получилось"! Продюсер попискивал, чтобы мы не слишком увлекались, а то он нам ничего не заплатит.

– Еще как заплатишь! – угрожающе хватались мы за скальпели.

– Щас, общий наркоз сделаю, – предупреждал Франц.

– О чем вы говорите, о чем вы говорите? – волновался продюсер, когда мы с Францем переходили на русско-словенскую речь. Доктор с медсестрой друг друга стоили, наши кровожадные мысли вслух собрали вокруг съемочной площадки кучу зрителей, и режиссер не торопился завершать съемку. Глубокой ночью всех развезли по домам.

После этого наступило затишье в рекламном бизнесе, пока однажды не зашел к нам в гости Монтель, негр из Кении. Он был настолько темным, что даже на фотографиях получался невидимым. Между собой мы называли его "Синим" (только за оттенок кожи!) Как-то раз другие негры, вслушиваясь в наш разговор, спросили, что значит это слово. Когда мы им объяснили, они расхохотались. Выяснилось, что на своем языке они зовут Монтеля точно также. Кроме кожи редкого цвета индиго у Монтеля была отличная фигура и рост под два метра, через какое-то время, он стал почти звездой на подиуме. Я тоже пыталась поучаствовать в Fashion Show, но легко и непринужденно двигаться у меня не получилось, а выступать синхронно с окружающими и подавно. Тренироваться было лень, и я утешилась тем, что за шоу дают меньше денег, чем за съемки в рекламе.