Шрифт:
– Давай как-нибудь встретимся и вместе поужинаем. Как насчет завтрашнего вечера?
– Томас, нет, в самом деле, я не могу.
– Ты не должна прятаться в своей норе!
– Да… нет… не сейчас, пожалуйста, пойми это!
– Тогда приходи, по крайней мере, в мой салон. Я тебя подстригу. Ты сама убедишься, насколько тебе станет легче.
– Я услышал, как на другом конце провода Клаудия тихонько рассмеялась.
– Я назначаю тебе время, - сказал я.
– Завтра вечером. В салоне никого не будет, и я сделаю тебе стрижку, какую ты захочешь.
– Ах, Томми!
Вверх по Ханс-Сакс-штрассе шагал молодой парень. Через плечо он нес «морскую» сумку с двумя ручками. Нет, это невероятно! Мне уже мерещатся призраки!
– Договорились, Клаудия?
– спросил я, наблюдая за приближающейся фигурой. Когда он поравнялся с отелем «Олимпик», у меня уже не осталось сомнений - это он. Алеша. Как он добрался сюда? От радости у меня в горле заклокотал смех.
– Посмотрим. Возможно, до завтра.
– Чао, Клаудия, чао, чао.
– Я нажал на кнопку. Алеша помахал мне рукой, сумка соскользнула с его плеча. Я бросился ему навстречу, остановился и пробормотал: - Алеша! Ты!
– Я убрал волосы с его лица. Алешина кожа была темней обычного, а веснушки - по-прежнему все на месте.
Он засмеялся и спросил:
– Ты удивлен, а?
14
Подписи были поставлены, заверены, и теперь мы смотрели, как секретарша Стефана торжественно высыпает леденцы в вазочку. Они падали звонко, как монеты. Все ждали шампанского и речи, которую я должен был произнести, как сын своих родителей. С бокалом в руке я встал перед папкой с нашими документами и заговорил. Я разглагольствовал не хуже какого-нибудь министра о «новом проекте» дома Принц и о его «грандиозных перспективах», пошло острил по поводу запрета на сладости в дни нашего детства и теперешней обязанности сосать леденцы и завершил все тостом. На этом официальная часть закончилась.
– Спасибо, Томас, - сказала мать и дотронулась до моей щеки.
Теперь меня должна была заменить Регула.
– Не сердись на меня, - сказал я ей.
– На обед я не останусь. Алеша приехал.
– Ну и приведи его с собой.
– У меня в салоне мама приняла его за Маттео и поставила меня в неловкое положение. Я с Маттео давно уже не общаюсь.
– Как типично для мамы. Ладно уж, отваливай!
Стефан отозвал меня в сторону.
– Том, я должен с тобой поговорить.
– Я очень тороплюсь.
– Больше не разговаривай ни с кем так, как сегодня утром с Каспари. К этому мужику надо относиться серьезно. Тем более к его угрозам. Он слов на ветер не бросает.
– К угрозам?
– Я потрепал Стефана по его мощному загривку.
– Не беспокойся, я могу постоять за себя.
Тут меня снова перехватила мать.
– Приезжай поскорей ко мне. В сентябре я буду в Ницце. Привози с собой своего симпатичного француза.
Наконец-то я был на улице. Алеша ждал меня в кафе у Хофгартена. Ему захотелось пройтись через город, схватить за золотые лапы льва перед Резиденцией, поглядеть на красные герани у Ратуши и голубой трамвай, включиться в безмятежный мюнхенский темп жизни. Алеша живет в Москве и Рейкьявике, а теперь еще и в Мюнхене. Я был счастлив, я был самым счастливым парикмахером на свете. Я почти бежал.
Алеша сидел на солнышке, вытянув ноги, и беседовал о чем-то с парой за соседним столиком. Слушая ответы, он, как всегда, наклонял голову набок. Потом я увидел то, что увидел. Кто-то подстриг ему волосы.
– Кто это был?
– спросил я.
– Что? Ты о чем?
– Алеша удивленно посмотрел на меня снизу вверх.
– Волосы.
– Волосы? Деннис, твой топ-стилист.
– С какой стати Деннис тебя стрижет?
Парочка ухмыльнулась. Алеша встал, что-то произнес по-русски, положил на столик деньги и потащил меня за собой.
– Что в этом плохого?
– Почему тебя стрижет кто-то чужой? Зачем?
Алеша остановился.
– Ну ты и деспот!
– С боков он сильно срезал, и по-новому, мне придется привыкать к новой линии. Впрочем, - я привлек Алешу к себе, - получилось хорошо. Он действительно хорошо тебя подстриг.
– Томас!
– Как обычно, Алеша сделал ударение на втором слоге, на «а».
– Да он ничего и не срезал, только самые кончики. Почти незаметно.
По песчаной дорожке мы вошли в Хофгартен. Иногда Алеша забегал вперед, то купаясь в солнечных лучах, то ныряя в длинную тень деревьев. Я медленно шел за ним, замечая, как во мне нарастает ощущение близости. Мы были в разлуке почти три месяца. У фонтана я догнал его. Погрузил руки в воду. Вдруг Алеша ударил ладонью по поверхности и сильно обрызгал меня, как делают иногда дети. Он хотел убежать, но я схватил его за плечи и крепко сжал. Алеша совсем размяк, когда я плеснул водой ему на лицо и волосы, а потом слизнул влагу с его губ. Две дамы, сидевшие в тени, тут же встали и удалились.
В конце парка мы пролезли сквозь дыру в колючем кустарнике и вышли на узенькую тропинку, которая существует там все годы, что я живу в Мюнхене. Алеша рассказал, что ему понадобилось продать одну статуэтку - для этого он и приехал в Мюнхен. Выгодная сделка, о которой он договорился со своей галеристкой Екатериной Никольской еще до того, как мы с ним познакомились. Мы сели на лужайку, спускавшуюся к реке. Алеша откинулся назад и оперся на локти. Я положил голову на его колени. Журчал Эйсбах. Алеша щекотал мне подбородок сухим стебельком, водил им вокруг моей ямки.