–  Боже!
– шепотом произнес кардинал, - Какое странное сходство! Сходства через тысячу лет… или это только мой морок? Нет, не может быть.

Он разглядывал лицо статуи снова и снова.

–  Нет, это не морок. Я в себе. Но как похожа! Ты, Изабель, решила, таким образом напомнить о том, что ты была в моей жизни? Заморочила даже Комбалетту… И та, зачарованная, решила чтобы тебя, в сущности девку, поставили сюда, в святая святых. Нет! Ты не будешь тут находиться! Украшай собой сад, но не келью. Тут место для отпущения грехов, а не для грубого напоминания о них.

В смятении кардинал вышел из молельни и направился в свой кабинет. Свита практически бежала за ним. Так быстро он шел.

–  Пусть библиотекарь, - бросил Ришелье в пространство, - придет в мой кабинет с книгами о древних поселениях галлов-кельтов в Англии.

Через пятнадцать минут библиотекарь с поклоном вошел в кабинет с тремя огромными фолиантами.

–  Что именно интересует Ваше Высокопреосвященство?
– осведомился тот, - выкладывая книги на стол перед кардиналом, - Я могу помочь вам сам или пригласить шевалье де Маля.

–  Оставь книги и ступай, - с явным нетерпением произнес кардинал, - я сам разберу, что тут важно! Но де Маль пусть придет. Где-то через час.

Премьер-министр быстро открыл один из фолиантов. По скорости, с которой он нашел нужное в книге место, было понятно, что с этой книгой он достаточно хорошо знаком.

–  "И для сближения с местной знатью, римляне решили взять в жены дочерей некоторый военоначальников. А также для привлечения многих племен в христианскую веру изваяли они скульпторы Христа с кельтскими чертами и мать его Деву Марию подобную женщине фэри, склонившуюся над котлом изобилия".
– вслух прочитал Ришелье.
– Однако! И именно эта скульптура попала в мою молельню благодаря усилиям Комбалетты. Смешно! И удивительно, что женщина фэри так похожа на женщину из Жечи Посполитой! Странные шутки играет с нами природа!

Бурное утро давно уже сменилось тихим вечером. После двух часов дня пошел дождь, который не хотел кончаться. Все недуги словно сговорившись начали попеременно терзать великого министра. Одна боль сменяла другую. Благо мигрень вдруг отпустила страдальца и мозг его прояснился… А к ночи ему совсем полегчало. Впрочем и дождь прекратился. Вот только время для прогулки уже было позднее. Поэтому кардинала развлекали в его кабинете сначала Буаробер, а потом и Антуан.

Антуан решил сыграть с министром в шарады. Тем более, что утомившиеся секретари уже были отосланы спать. Прекрасная племянница уехала в Париж, а мэтр Шико в своей лаборатории готовил новое снадобье.

Шарады Антуана всегда были двусмысленны и отнюдь не невинны. А сегодня он решил поиграть в числа с личной жизнью Ришелье. Благо тот был в весьма любезном настроении духа, посему милостливо оценил игорные потуги свое шута.

–  Число дам, которые приносили Вашей Светлости не неприятности, а наоборот удовольствие для глаз и успокоение для души!
– дерзко сказал Антуан.

–  Наглое чудовище! Многие дамы радуют мой взор, но для души никто из них успокоение не приносит! С дамами связываться опасно! Ибо любой правитель рискует все потерять из-за женской ветрености!
– парировал Ришелье.

–  А все же? Неужто не было дам, к которым Ваша Светлость были расположены душевно. А может быть и еще ближе!

–  Ох, ты прямо как исповедник! Ну что ж! Получай, наглец!
– с ироничной улыбкой ответил кардинал, - Если ты говоришь о любви, то я назову цифру четыре.

–  Тогда я смеюсь спросить какова в этой цифре цифра любви телесной!
– шут осмелел окончательно.

Кардинал внимательно посмотрел на Антуана, что-то просчитал в уме. Как будто произвел сложный арифметический расчет и, наконец, произнес.

–  Два.

–  А Ваши лета к этим двум?

–  20 и 52. В 20 было прощание со светской жизнью. А вот в 52 - отступление. Но я испросил прощение! А если тебя так интересует моя частная жизнь, то могу тебе, чудовище сказать, что цифра 1 - это моя дорогая матушка, цифра 2 - ошибка молодости, цифра 3 - большое чувство моей зрелости, но чувство высокое и поэтому прекрасное в своей чистоте! А четверка - это та, в которую ты так неосмотрительно влюблен. В моей же жизни это та слабость, которая простительна потому, что уже больно эта дама была необычна, терпелива и мила. И потом - эта была случайность… Нелепая случайность!

–  Хм, а номер 3 продолжает, монсиньор, внушать вам по-прежнему высокие чувства?
– Антуан слегка взмок от собственной наглости.

–  Полноте, шут мой! Это яркая звезда на моем черном небосклоне! Я люблю ее как самое дорогое для меня существо! Как дочь и как святую! Ибо со смирением и покорностью она несет свой крест! О Четверочке я такое сказать не могу! Может она и была сломлена, как говорил ее супруг, в свои семнадцать лет, то сейчас она обрела почву под ногами, она смела и дерзка.