– Куда вы направляетесь, братья?

– В монастырь, - ответил Зорба, - мы хотели помолиться.

– Вернитесь назад, христиане!
– крикнул монах, его выцветшие голубые глаза покраснели.
– Возвращайтесь ради всего хорошего, чего я вам желаю! Это не девственный сад, монастырь - это сад сатаны. Бедность, смирение, воздержание, таков, якобы, ореол монаха. Ха! Ха! Ха! Уходите отсюда, говорю вам. Деньги, чванство, разврат! Вот она, их Святая Троица.

– Вот весельчак, хозяин, - шепнул мне Зорба с восхищением. Он обратился к монаху:

– Как тебя зовут, брат монах?
– спросил он.
– И каким ветром тебя сюда занесло?

– Меня зовут Захария. Я собрал свои манатки и ухожу. Ухожу отсюда, это больше невыносимо! Соблаговоли и ты сказать своё имя и откуда ты.

– Канаваро.

– Это стало невыносимо, брат Канаваро. Ночь напролёт Христос стонет и мешает мне спать, я рыдаю вместе с ним. И вот игумен - гореть ему в аду на медленном огне!
– позвал меня сегодня рано утром: «Послушай, Захария, дашь ты, наконец, монахам спать? Я тебя прогоню».

«Это я не даю им спать?
– спрашиваю я его.
– Я или Господь Бог? Это он стонет!» Тогда он поднял свой посох, антихрист, и посмотрите-ка сюда!

Монах снял свой колпак и показал на запёкшуюся в волосах кровь.

– Итак, я отряхнул пыль со своих сандалий и ушёл.

– Возвратись вместе с нами в монастырь, - сказал Зорба, - я помирю тебя с настоятелем. Пойдём, ты составишь нам компанию и покажешь дорогу. Само небо послало нам тебя.

Монах на минуту задумался. Его глаза сверкнули.

– А что вы мне дадите?
– спросил он, наконец.

– А чего бы ты хотел?

– Кило солёной трески и бутылку коньяка.

Зорба наклонился к нему и спросил:

– Послушай-ка, Захария, в тебе часом не дьявол сидит?
– Монах даже подпрыгнул.

– Как ты догадался?
– воскликнул он, остолбенев.

– Я иду с горы Афон, - ответил Зорба, - и знаю кое-кого в тех краях!

Монах опустил голову. Его голос был еле слышен:

– Да, во мне он тоже сидит.

– И он бы хотел трески и коньяка, не так ли?

– Да, будь он трижды проклят!

– Ну ладно, я согласен! Он и курит, наверное?

Зорба кинул монаху сигарету, которую тот с жадностью схватил.

– Он курит, курит, чтобы он подох от чумы!
– сказал он. И, достав из кармана кресало с фитилём, монах зажёг сигарету и глубоко затянулся.

– Ну, с Богом!
– промолвил он. Подняв железный посох, он повернулся и двинулся дальше.

– А как же зовут твоего дьявола?
– спросил Зорба, подмигнув мне.

– Иосиф!
–

не

обернувшись,

ответил

монах.

Компания полусумасшедшего монаха мне не нравилась. Больной мозг так же, как и больное тело вызывали во мне одновременно сострадание и отвращение. Но я ничего не стал говорить, дав волю Зорбе делать так, как он считал нужным.

Чистый воздух разбудил наш аппетит. Мы устроились под гигантской сосной и развязали сумку. Монах наклонился, с жадностью разглядывая её содержимое.

– Эй, послушай!
– воскликнул Зорба.
– Не облизывайся раньше времени, Захария! Ведь сегодня святой понедельник. Мы-то, из масонов, можем поесть немного мяса цыплёнка, да простит меня Бог! Но для твоей святости у нас есть немного халвы и оливок, держи-ка!

Монах погладил свою грязную бороду.

– Я, - проговорил он с раскаянием, - я, Захария, сейчас пощусь; поем оливок, хлеба и выпью простой воды… Но Иосиф, этот дьявол, поел бы немного мяса, братья мои; он очень любит цыплят и вот, проклятый, выпил бы вина из вашей фляжки!

Он перекрестился и с жадностью проглотил хлеб, оливки, халву, утёрся тыльной стороной ладони, запил водой, затем снова перекрестился, как бы закончив трапезу.

– Теперь, - сказал он, - очередь трижды проклятого Иосифа.

И он набросился на цыпленка.

– Ешь, проклятый!
– злобно рычал он, откусывая большими кусками.
– Ешь!

– Здорово, монах!
– сказал Зорба с воодушевлением.
– У тебя, как я вижу, на одном луке две тетивы. Он повернулся ко мне.

– Как ты его находишь, хозяин?

– Он похож на тебя, - ответил я, смеясь.

Зорба протянул монаху фляжку с вином.

– Выпей глоток, Иосиф!

– Пей, проклятый!
– воскликнул монах, присосавшись к фляжке.

Солнце припекало, мы отодвинулись поглубже в тень. От монаха воняло ладаном и терпким потом. Он плавился на солнце, и Зорба уволок его в тень, чтобы своим зловонием тот не слишком отравлял воздух.