После подсчетов выяснилось, что ручного оружия хватит, чтобы снарядить три тысячи солдат. Предпочтение было отдано эсэсовцам. Солдатам вермахта оберстгруппенфюрер в краткой речи разрешил идти на все четыре стороны. В глубине души он понимал, что использует их в качестве отвлекающей цели для американцев, но спастись должны были только лучшие, а именно – эсэсовцы.

В половине седьмого утра его отряд появился на территории Поинга. Звуки из лагеря, расположенного на некотором удалении от городка, сюда не долетали, и жители ничего не знали о бунте. Хозяйки во дворах занимались утренними делами.

При виде марширующей по дороге колонны эсэсовцев в глазах женщин появлялся ужас. С максимальной скоростью они исчезали в домах. Одна за другой хлопали закрываемые двери.

Дитриха всё это не смущало. Ему нужны были автомашины, и к ним – бензин. Трех грузовиков с ничтожным запасом горючего, которые удалось захватить в лагере, мало на что хватит.

Но одна из женщин сама выбежала навстречу солдатам, и на ее лице была написана самая настоящая радость.

– Зиг хайль! – крикнула она, неумело вздергивая руку. – Я знала! Знала!

От экзальтированных воплей оберстгруппенфюрер поморщился, но и только. Нежданная поклонница идей фюрера избавила его от поисков информатора. Женщина выложила всё, что знала о городских властях.

Выдернутый из постели бургомистр извивался от страха, ожидая, что за сотрудничество с американцами явившиеся, словно из ада, фашисты расстреляют его. Но от него потребовали лишь автомобилей, и градоначальник, вздохнув с облегчением, поспешно заговорил. Надеялся спасти свою шкуру. Зря.

К половине восьмого Дитрих погрузил пятьсот человек в машины, и разношерстная автоколонна, ревя моторами, понеслась на восток. Остальным придется добираться пешком, пробивая путь с оружием в руках.

Дорогу в двести семьдесят километров до Линца, где, по слухам, находится центр восстания, сам оберстгруппенфюрер надеялся преодолеть к вечеру. О взрыве аэропорта в Мюнхене он ничего не знал, но чутье старого вояки настойчиво шептало, что атаки с воздуха можно не опасаться.

Нижняя Австрия, западная окраина города Вена

28 июля 1945 года, 9:08 – 9:45

Окоп был вырыт наспех, и сержант Усов чувствовал себя в нем достаточно неудобно. Если бы не приобретенная за два года привычка сражаться в сложных условиях брянских чащоб и болот, то он наверняка ощущал бы сильный дискомфорт. А так – лишь морщился время от времени, когда очередной снаряд рвался в непосредственной близости от окопа и смертоносные осколки с ядовитым шипением начинали полосовать землю вокруг.

Готовиться к обороне начали вчера, в середине дня. К земляным работам были привлечены все, даже Усов, у которого после утреннего боя осталась на затылке здоровенная шишка. Враг, не желая тратить на сержанта патрон, попросту ударил его прикладом.

С диагнозом «легкое сотрясение мозга» и заключением командира «ничего, и с дырой в черепе воевали!», он вернулся в строй и до самого вечера командовал солдатами, что под жарким, совсем не австрийским солнцем разделись, подставляя лучам светила спины и плечи. К концу работы многие обгорели и начали облезать белесыми лохмотьями, словно меняющие шкуру ужи. Сержант лишь благодаря бинтам на голове уберегся от солнечного удара, но всё равно досадовал на командование, непонятно зачем приказавшее подрывать корни Венского леса.

Утром же из умиравшего под лучами восходящего светила тумана донесся рык танковых моторов, и пришла команда приготовиться к обороне. Солдаты заняли положенные места, засуетились артиллеристы около хоботастых стальных чудовищ, замаскированных ветками и цельными кустами.

С удивлением увидел сержант странные незнакомые танки, идущие в первых рядах наступающих. До сих пор ему не приходилось сталкиваться с американскими машинами.

Но на изумление времени не было. Жерла танковых пушек все, словно по команде, выплюнули огонь, и со всех сторон начали рваться снаряды. В ответ грянула противотанковая артиллерия. Один из танков сразу задымил, а остальные, не ожидавшие организованного отпора, принялись отползать. По пути они огрызались смертоносными плевками, и даже в столь скоротечном бою не обошлось без жертв. В одном отделении Усова убито было двое и ранено трое бойцов.

Тогда, час назад, сержант думал, что на этом всё и закончится, что наглецы, посмевшие возмечтать о реванше, не осмелятся атаковать еще раз. Он не без интереса проводил взглядом ладную фигурку медсестры, одной из тех, что явилась за ранеными, после чего закурил, наслаждаясь тишиной. Даже нывшая, словно дуплистый зуб, голова не мешала отдыху…

Идиллию нарушил противник, начав новую атаку. Немцы, судя по всему, кроме танков, привели к Вене и несколько десятков САУ. Со свистом рухнули на позиции советских войск первые снаряды, и на протяжении пятнадцати минут обстрел не прекращался.

Один из снарядов воющим джинном ворвался в окоп совсем недалеко от Усова. В выкопанной в земле щели живых не осталось, и почва вокруг окрасилась красным.

Тяжелую артиллерию развернуть не успели, и поэтому отвечал немцам только дивизион самоходных артиллерийских установок. Но их было всего шестнадцать, и серьезной поддержкой они стать не могли.

Обстрел закончился резко, словно кто-то нажал кнопку, отключив все пушки. И вновь полезли в атаку танки.

– По местам! – гаркнул Усов. Голос его после говора орудий показался до жалости слабым. Но солдаты послушно зашевелились, отряхивая с пилоток и гимнастерок землю.