— А ты очень милый, — она встала на колени и шутливо погладила его бороду. — Ты мне нравишься, Джон Катлер. Не могу поверить, что я боялась тебя.

— Ты мне тоже нравишься, — Джон ласково провел рукой по длинным золотистым волосам. — Мне нравится, как ты пахнешь. Мне нравятся чувства, которые ты вызываешь во мне. Мне нравится твой голос, и даже те глупости, что ты говоришь.

— Мне это подходит? — весело спросила она. — Знаешь, о чем я думаю?

— О чем?

— Кахнаваки немедленно должен разрешить тебе жениться на своей сестре. Ты прекрасный человек. Он больше не должен испытывать тебя. Я бы с радостью женила тебя на своей сестре. Ты именно тот человек, который нужен ей.

— Если она хотя бы наполовину так же красива, как ты, — Джон поставил Шеннон на пол и повел к столу, — я был бы склонен принять предложение, мисс Шеннон. Завтракайте и рассказывайте о своей сестре.

— Она очень красива. Темные волосы. Невысокая, стройная фигурка. Она адвокат.

— Адвокат? Твое воображение не знает границ… Ешь лепешки.

— Но она действительно адвокат. Я тоже собиралась быть адвокатом, — Шеннон откусила кусочек теплой кукурузной лепешки и мягко улыбнулась. — Не думай о Гвен. Ты обручен с сестрой Кахнаваки, а Гвен от тебя далеко, до нее годы и годы.

— Годы?

— Сегодня мне хотелось бы искупаться в реке.

— Я отведу тебя к пруду. Далековато, но зато красивое местечко. Да, и вода в пруду теплее.

— Замечательно. И завтрак великолепен. Как ты считаешь, — как бы вскользь заметила Шеннон, — больная нога не помешает тебе отвести меня сегодня в священную землю саскуэханноков?

Джон уставился на нее с нескрываемым изумлением.

— А теперь что тебя беспокоит?

— Ничего. Просто я хочу извиниться. Наверное, это глупо?

— Перед кем извиниться? — изумился Джон.

— Перед Великим Духом, которого я оскорбила. Пожалуйста, Джон, отведи меня.

— Не будешь разжигать там костер?

На лице Шеннон засияла улыбка. Ей не хотелось, чтобы Джон почувствовал грусть в ее словах. Она попросит прощения у Великого Духа и потом (в ее сердце теплилась надежда) вернется домой. Не позволяя этой надежде перейти в уверенность, Шеннон веселым тоном уверила Джона:

— Никаких костров, Джон. Клянусь. Только извинюсь и все.

— Посмотрим. Сначала ты искупаешься, отдохнешь… и если еще будет светло, я отведу тебя туда. Сегодня или завтра.

— Нет, сегодня. Потому что завтра, — твердо сказала Шеннон, — ты пойдешь к Кахнаваки и потребуешь свою невесту.

— О? Ты хочешь сказать, что я должен потребовать свою невесту?

— Точно. Ты выполнил все задания Кахнаваки, и его поведение совершенно необоснованно.

— Как я понимаю, ты пойдешь со мной, — проворчал Джон. — Я думал, ты отказалась от Кахнаваки.

— Как от любовника? Об этом можешь не беспокоиться. Он мне не нужен. Но он твой лучший друг, и тебе пора жениться на его сестре. Я желаю тебе счастья… Ты так много сделал для меня. Мне хочется, чтобы твоя жизнь была счастливой и безоблачной.

— Похоже, ты не собираешься идти со мной к Кахнаваки?

— Мне все равно. Я могу остаться здесь и отдохнуть, — Шеннон поразилась: неужели она действительно перенеслась на триста лет назад, чтобы попасть на долгожданную свадьбу Джона Катлера. Она не стремилась присутствовать на этой свадьбе, но и оставаться в этом времени больше не хотела. Шеннон вдруг почувствовала себя обособленной как от XX века, так и от простого, незамысловатого настоящего. Она осознавала, что ей необходимо предстать перед своим духом, прежде чем встретиться лицом к лицу со своим будущим.

— В чем ты будешь купаться? — В глазах Джона светилась надежда. — Обещаю быть джентльменом…

— Не волнуйся. В моей сумке лежит леотард. [11] Я им пользуюсь вместо купальника, — Шеннон весело рассмеялась, когда Джон пробормотал что-то насчет «бредовых идей». — Дело в том, мистер Катлер, что вы увидите меня в самой популярной одежде. Не имело значения, какую одежду мы рекламировали, мой босс всегда требовал, чтобы я была в той одежде, в которой он увидел меня впервые. В Дасти-джинсах, белом леотарде, босой с распущенными волосами. Мой облик стал отличительным знаком фирмы… — Шеннон хихикнула, заметив, что Джон не слушает ее. — Джон? Ты меня слышишь?