— Да, Кахнаваки, — прошептала Шеннон. — Лиши меня этой безрассудной власти, этих знаний… Накажи меня, хотя я ни в чем не виновата. — Синие глаза умоляюще смотрели в бездонные черные очи вождя. — Твой Великий Дух коварен, как и ты. Он нарушил мой покой, а не я его. Он заставил меня разжигать костры. Он знал, что ты пощадишь меня, потому что я безумна. Он надеялся, я спасу тебя, твой народ, потому что у меня гипертрофированное чувство ответственности. Такой была прежняя Шеннон. Новой Шеннон нужна нормальная жизнь, муж и дети… — Она шла, спотыкаясь, ничего не видя сквозь слезы. Единственный мужчина, который был ей нужен, потерян навсегда.

— Не плачь, — голос Кахнаваки был холоден, как лед. — Идем.

Вождь подвел ее к широкой колоде, толкнул на колени. Шеннон охотно повиновалась. Что бы он не сделал, все к лучшему. Она не могла выйти замуж за Джона Катлера, родить ему красивых детей. В XVII веке у нее не могло быть душевного покоя. Оставалась лишь слабая надежда, что она найдет его в XX столетии. Сейчас она не хотела ничего, только бы освободиться от своей донкихотской миссии…

Кахнаваки привязывал ее руку к колоде тонкими кожаными ремнями. Ремни крепились в глубоких надрезах, сделанных в коре. Наконец, рука надежно привязана к колоде. Такая предосторожность объясняется вовсе не опасением, что Шеннон захочет убежать. Мозг лихорадочно работал, оценивая ситуацию. Страха пока не было. В конце концов, ее наказывают с разрешения Джона Катлера. Значит, — Шеннон надеялась, — опасности для жизни нет.

Джон не осознавал, что после наказания Шеннон навсегда исчезнет из его жизни. Он стремился освободить ее от душевных мук — ее «бреда» — и совсем не понимал, в каком безнадежном положении оказалась Шеннон.

Где же Джон? Ей нужно, чтобы он был рядом. Но не было видно ни его, ни Герцогини, верного друга Джона. Женщины и дети исчезли. Только несколько зрителей с неподвижными лицами наблюдали за происходящим, застыв в непринужденных позах. Кахнаваки вынул короткий нож с черной рукояткой и мягко спросил:

— Ты хочешь, чтобы тебя наказали, Шеннон Клиэри?

Она глубоко вздохнула и кивнула головой. В голове неожиданно пронеслось: интересно, опасность для жизни страшнее, чем боль в руке? Хорошо бы, появился Джон и спас ее от наказания. Как романтично! Но, в таком случае, кара за то, что Шеннон безучастно взирает на гибель целого народа может быть еще страшнее, еще более жестокой.

— Начинай, — ее голос был тих и мягок. — Попрощайся, пожалуйста, за меня с Джоном. Скажи, что я любила его. Выдай за него одну из своих сестер, чтобы он смог забыть меня.

Казалось, Кахнаваки сбит с толку. Он смотрел поверх головы Шеннон, и она поняла, что подошел Джон Катлер. Шеннон не взглянула не него, опасаясь не выдержать и отменить свое решение.

— Накажи меня, Кахнаваки. Я дважды разжигала костер на священной земле. Выполни свой долг, — и, чтобы успокоить Джона, добавила: — Я не боюсь. Я заслуживаю кары и хочу ее.

«Прощай, любовь моя, — подумала Шеннон, и тихо заплакала. — Я бы все отдала за единственный поцелуй, за объятие, если бы только моя жизнь… принадлежала мне…»

— Отвяжи ее, — послышался хриплый голос Джона Катлера. Он упал на колени, взял лицо Шеннон в большие огрубевшие ладони. — Быстрее! — нетерпеливо выхватив из-за пояса нож, он одним резким движением перерезал ремни.

— О, Джон… — Шеннон прижалась к нему, зарылась в мягкую бахрому его куртки. — Мне так не хватало тебя, Джон…

Он поднял ее на ноги, обнял и крепко прижал к себе.

— Я позволил ему уговорить себя…

— Но он прав. Мы должны пройти через это. Какая несправедливость! Я хочу быть с тобой. Все могло бы быть так чудесно…

— Шеннон…

— Когда я исчезну, ты женишься на сестре Кахнаваки. Вы будете красивой парой, но…

— Ты никуда не исчезнешь…

— Я исчезну, как только он накажет меня. Ты не веришь мне, но я знаю точно. Я счастлива, что могу попрощаться с тобой. — Блестящие изумрудные глаза умоляюще смотрели на Джона. — Попрощайся со мной. Я не вынесу, если ты не согласишься. Пожалуйста, Джон, скажи мне «до свидания».

— Я не хочу расставаться с тобой и запрещаю это бессмысленное наказание.

— Нет, разреши, иначе я действительно сойду с ума. Неужели ты не понимаешь?

— То же самое сказал Кахнаваки, но я не могу спокойно наблюдать, как тебе причиняют боль.

— Даже если наказание избавит меня от душевных мук? Я не вынесу иной боли! Потерять тебя…

Джон был растерян и встревожен.

— Дай мне слово, Шеннон, что ты никогда не будешь говорить вздор об истории или наказании, если я соглашусь.

— Честное слово.

— Ты выйдешь за меня замуж?