– Так что же тут общего у меня с енотом? Не пойму что-то...
– спросил Ковригин.
– У него зубы, сам говоришь, как ножи. А у меня - не дотронешься. Флюс замучил.

– Енот, - не обращая внимания на жалобы Ковригина, заключил Шевлюгин, - самый чистоплотный зверь в лесу. Кто еще сначала ополоснет мясо, а потом ест? И шкурка его дорога. Жаль только, стрелять нельзя.

– Зачем же стрелять?
– посмотрел на него пристально Ковригин.
– Пусть живут. Пока зла нет.

– А птички-то как же?
– не выдержал, съехидничал Шевлюгин.

– А я на днях забрел в Глухое урочище, - стараясь заглушить перепалку, проговорил после долгого молчания Зырянов.
– Чего там только не водится! Особенно много бобра. Все берега изрыты для хаток. Можно за день столько настрелять, что на много лет хватит.

Шевлюгин нарочито строго надвинул брови.

– Таких разговоров не слышал. Понятно? Какой-никакой, а я еще пока егерь. Зверей охранять моя обязанность.

Выпитый самогон крепко ударил в голову.

Стараясь не мешать разговору, Милючиха молча подавала закуски и, прислонившись к стойке двери, внимательно приглядывалась к гостям. Разговор становился более развязным и шумным.

– Что-то ты, Матвей, больно строг стал, - хлопал по плечу Шевлюгина Зырянов.
– А помнишь, как мы вчетвером лося подсекли. Тогда еще Маковеева чуть волки не разорвали.
– Он повернулся к Ковригину и, словно глухому, крикнул: - Помнишь, Степан?

– Если бы я знал, что нет лицензии на отстрел, - не быть бы мне с вами!

– Давно ли ты стал таким праведником?
– Острый взгляд Шевлюгина задержался на побагровевшем от выпивки лице Ковригина.
– Уж не в секту ли какую вступил?

– Ну так как же с бобрами быть?
– не обращая внимания на сложность тех отношений, которые внезапно создались между старыми друзьями, подзадорил Зырянов.
– Втроем куда ни бывало...

Ковригин знал, что Шевлюгин может легко сбить Зырянова на любой безрассудный поступок. В прошлом году Шевлюгин поспорил с Зыряновым на десятку, что тот не сможет спрыгнуть с кручи головой в Оку. Зырянов, конечно, спрыгнул, да неудачно. Попал в воду не головой, а боком, и чуть не утонул. Хорошо, что был не один, вытащили, а потом с месяц лечился от ушиба.

Ковригин сегодня был в другом настроении. Замашки Шевлюгина ему не нравились еще и потому, что он видел в себе и в Зырянове батраков, которых тот водил за нос, получая от них барыш...

– Если ты захотел, Матвей, стать богачом, то почему бы тебе не пробраться ночью в банк и не очистить его?

– Ты бы полегче, Степан, не то надорвешься, - сузил глаза Шевлюгин. Чай, не у тещи на блинах.

– А чего?
– улыбнулся Ковригин.
– Без разрешения бить зверя - это то же самое, что и ограбить банк. Цена преступления одинакова.

– Не ожидал, Степан, что ты такой трус, - покачал осуждающе головой Шевлюгин.
– Не пойму, кого ты так боишься? Лесничего, что ли?

– Ты брось мне такие шуточки, - обиделся Ковригин.
– "Боишься"! Пусть и так. Что, по воле ходить надоело? Тогда при чем же Семен? У него еще дети не выросли. Понимать надо.

– А ты не бойся за меня, - вмешался в спор Зырянов.
– Я уж как-нибудь сам решу.

– Давай-ка лучше, Степан, выпьем еще по одной, а там решим, что и как.
– Шевлюгин взял бутылку и только что хотел наполнить стакан Ковригина, как тот заслонил его ладонью.

– Ты что?
– удивился Шевлюгин.
– Аль начальство пить не разрешило?

– Начальство тут ни при чем, а пить больше не буду, - наотрез отказался Ковригин.

– Ага, ясно! Боишься, как бы по пьяному делу не подвели тебя под нарушение закона.
– Шевлюгин украдкой подмигнул Зырянову.
– Вот что, мы пойдем без него. Бобры сейчас что надо. А Ковригин у нас перевоспитался. Они теперь с Буравлевым спелись - и лесниками и егерями стали...
– Он нахмурил брови.
– А меня ведь еще никто не снимал! Я пока хозяин!.. Ясно?..

– Пусть и тебе будет ясно, - вспыхнул Ковригин.
– Только ищи кого-либо другого. Но я тебе не товарищ в этом деле.

Вначале Зырянов серьезно относился к предложению егеря пойти на отстрел бобров. А потом, сообразив, что тот, видимо, решил разыграть Ковригина, как мог поддержал его. Да и какой найдется чудак пойти летом на охоту на пушного зверя! Дразнить рискованной, а порой и глупой затеей своего старого друга у Шевлюгина стало обычным делом, особенно после того, как Ковригина перевели из лесничих в помощники. И этим он пытался посеять неприязнь к Буравлеву.