ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1

Дождь был забойным, барабанил по бревенчатой стене и стеклам Милючихиной избы. По дорогам плясали, подпрыгивая, прозрачные водяные шарики, лопались на лету и мутными потоками сбегали по пустынной улице к реке.

– Вон как зарядил!..
– с досадой заметил Шевлюгин, прислушиваясь к шуму дождя.

– Пусть помочит, пересохло все, - отозвалась Милючиха, чистившая большого серебристого осетра. Она подняла голову, покосилась на окно.

В небе медведями громоздились бурые мохнатые тучи. Над Ольховкой, приостановившись, сбросили на крыши домов и на огороды свой благодатный груз.

– Напилась зелень!
– с облегчением вздохнула Милючиха.

– Теперь заладил - окороту не жди, - проворчал Шевлюгин.
– Переметы не порвало бы...

– Из-за твоих переметов хоть весь свет сгори.

– Зла у тебя, как у пойманной лисицы... И чего кипишь?..

– С радости, ублажил ты меня, рабу грешную.

– Ну и язва!..
– Шевлюгин сощурился, покачал головой. И чего быть недовольной? После того как началась линька у зверей и он перешел на запретный лов осетра, в доме ее стал частым гостем. Благо, для переметов нашел укромное местечко под Ольховкой. Да и прибылей она получала немало. Осетрина - рыба сейчас редкая. В любое время с нее можно "сорвать" красную цену, а Милючихе-то он ее отдавал задарма.

Милючиха, склонясь над столом, усердно скребла ножом осетра.

Шевлюгин подошел к ней и потрепал ее по плечу.

– Не терпится?
– покосилась она на него.
– Вот рыбу выпотрошу... А бородищу-то отрастил! Хоть бы наполовину остриг. С таким неприятно и рядом сидеть. У нас вон старики каждую неделю бреются.

– Зато в кармане у них пусто. А ты загляни в свою кубышку: сколько там червонцев? И все благодаря вот этой бороде. Много ли ты в колхозе-то наработала?

– Ну, ну, утихомирься, - примирительно сказала Милючиха.
– Но при чем тут твоя борода? Зимой-то обходился без нее.

– Мало ты смыслишь в нашем деле. Зимой-то я был егерем. Все зверье мне подвластно. Если и сшибу незаконного, так на то причину найду. А рыба другого хозяина имеет. Недавно меня накрыл какой-то начальник их, а я бац на колени и за бороду: пощадите старика христа ради. Больше ни-ни... ей-богу. И ну моргать глазами, аж слеза побежала. "Ну, смотри, браконьер, попадешься еще раз - не помилуем", - пригрозил он. "Какой я, говорю, браконьер? Человек я, как и все..." Он махнул рукой и повернул лодку обратно. А я в то время на кукане с пяток осетров держал, что жеребцов на привязи. Вот тебе и борода! А будь я бы бритый...

– Борода бородой, а если тот увидел бы твоих осетров?

– У меня поблизости багор лежал. Чуть что - один короткий взмах и концы в воду. Так-то оно...
– Шевлюгин привлек к себе Милючиху; она освободилась от его крепких объятий, довольная и разомлевшая, и, дернув его за бороду, не без гордости заметила:

– У тебя, я вижу, борода для обмана глаз, значит. С виду вроде и старик, а на самом деле ох какой!..

Слова эти польстили Шевлюгину.

– Значит, на старика не похож? Ха-ха-ха!..

Вдруг Милючиха оторопела.

– Беги скорее во двор, - встревоженно зашептала она.
– Видишь, кто-то через огород шастает?

Шевлюгин подошел к окну, отодвинув занавеску, пригляделся.

– Не бойся, - успокоил он.
– Это Степан Ковригин с Сенькой Зыряновым. Я пригласил их зайти. Поговорить нужно. А ты-ка подай на стол икорки с луком, поджарь одного осетрика. Ну и пару бутылочек поставь. Сама знаешь...

– А что же ты сказал им, когда приглашал-то?
– испуганно спросила его Милючиха.

Шевлюгин замялся:

– Дома, мол, принять не могу. С женой в ссоре. Приходите тогда-то в Ольховку, к родственнице...

2

Все трое сидели за столом, отправляя в рот куски жареной осетрины. Выпитый самогон огненным шаром прокатился по нутру, придав гостям и без того хороший аппетит. Смачно чавкая, Ковригин аккуратно снимал с осетрины румяную кожицу, складывал ее на край тарелки.

– Ты когда-нибудь видел, как енот жрет ондатру?
– глядя на то, как он ест, спросил Шевлюгин.

– Эта крыса мне еще попадалась, а вот енота здесь никогда не видел, пожал плечами Ковригин.
– Их года три тому назад как завезли. Редко, правда, но попадаются. Я хоть и охотник, но не совсем согласен, что напускают разных хищников. Разведется их - гнезда птичьего не оставят.

– Пушнина нужна, вот и разводят, - пояснил Шевлюгин.
– А так, на какой ляд она сдалась.

– Век химии. Сейчас научились такие искусственные меха готовить, что не отличишь от настоящего.

– Однако все же не настоящий.
– Шевлюгин взял бутылку и разлил самогон по стаканам.
– Так вот о еноте. Иду я как-то к Касьянову броду. Вечерело. Вижу - собака. Я затих, присмотрелся, а это енот свежует ондатру. Вначале отгрыз ей голову, потом стянул с нее шкурку, да ловко так и быстро, глазом не моргнешь. Ну, когда он кончил свежевать, тут я и вышел. Метнулся он к кустам и только его видели, а мне зато шкурку оставил.