Буравлев разлил по стопкам водку, нарочито строго скомандовал:

– А ну-ка, тяните!..

– Так не пойдет!
– запротестовал Маковеев.
– Нужен тост...

– Тост так тост, - согласился Буравлев.
– Выпьем за наш лес-батюшку. Чтобы ему было хорошо. Чтобы он рос и густел, а мы его берегли...

– Длинно, - заметил Шевлюгин.
– Да и к чему такие речи? Я предлагаю просто за Маковеева... за хозяина лесного...

– О-о!.. Так тоже не пойдет, - покачал головой Маковеев.
– Тосты произносите, а сами не пьете.

– Что с вами поделать? Выходит, придется действовать против своего правила, - произнес Буравлев.
– Выпьем...

Шевлюгин в один мах опрокинул стопку в рот и с аппетитом принялся за огурец. Маковеев же пил медленно, наслаждаясь. Кончив, поморщился, понюхал хлебную корку.

Буравлев не выпил до конца.

– Э-э-э, не по-христиански!
– вскинул брови Шевлюгин.
– У нас так не полагается.

– Матвей Кузьмич, поймите - душа не принимает. А так я разве против...

– Нет. Не пойдет. До конца!

– Больше не могу. По-честному...

Шевлюгин сдался.

– Ну, твое дело. Нам больше достанется, - и он налил себе и Маковееву.
– Можно, пожалуй, и повторить.

Маковеев украдкой покосился на Буравлева. Лесничий настораживал его. За время короткого знакомства еще не успел составить о нем какого-либо определенного мнения.

Маковеев обратился к Буравлеву:

– Как устроились, Сергей Иванович? Вам, может, что нужно?

– Нет, все есть. Дом, как видите, просторный. Только живи...

Шевлюгин, заменив стопку стаканом, вылил в него остальную водку и, одобрительно крякнув, опрокинул ее в рот. С усердием хрустел огурцом.

– Вчера был на лесосеке. Смотрел, как идет расчистка. Мне понравилось, - похвалил Маковеев.
– Работу вы организовали хорошо. Ни лишнего заезда, ни обычной беготни. Все продумано. Если и дальше так будет...

– Хитрого тут ничего нет, - уточнил Буравлев.
– Готовые деревья крошить ума не надо. Подходи да и валяй. Благо, наша техника к услугам.

– Да, конечно, - согласился Маковеев.

Буравлев вышел на кухню и принес кипящий самовар. Разлив по стаканам свежезаваренный, душистый чай, сказал:

– Водка хорошо - чай лучше!

Разговор за столом продолжался.

– Завтра подобьем тут и по зимнику в Гнилую гать, - делился своими планами Буравлев.
– Весной туда не пролезешь.

– Ого!.. Быстро у вас пошло дело!
– Маковеев сделал вид, что удивлен.
– Я думал, в Лосином бору прокопаетесь с неделю да еще дополнительно технику попросите.

– Хотел бы я вас спросить, Анатолий Михайлович, - неторопливо произнес Буравлев.

Маковеев поежился.

Лесничий, глядя ему в глаза, продолжал:

– Я подсчитал, что за последние два-три года в Барановских лесах под сплошную рубку было отведено около тысячи гектаров молодого леса, в возрасте пятьдесят, от силы шестьдесят лет. Вот посмотрите... Начисто сведена дубрава. Ее сажали наши деды. О будущем думали. А вот остались только пни.

– Было такое, - сожалеюще покачал головой Маковеев.
– Ничего, Сергей Иванович, не поделаешь, вынуждены были.

Взгляды Буравлева и Маковеева скрестились.

– Тут вы, Анатолий Михайлович, конечно, дали маху, - как можно мягче заметил Буравлев.

Маковеев молча опустил голову.

– Теперь я волей-неволей становлюсь вашим соучастником, - продолжал свою мысль лесничий.
– И получается у меня два выхода: или сознательно идти по проторенному пути, то есть продолжать истреблять лес, или же... взять его под защиту.

– Какой же вы избрали?
– не без издевки, улыбаясь, спросил Маковеев, и лицо его порозовело.

Буравлев прошел в кабинет и тут же вернулся с картой, испещренной разноцветными карандашами.

– Взгляните, как теперь выглядят Барановские леса, - обратился он к Маковееву, расстилая карту на краю стола.
– Вырубки затушеваны черным карандашом. Согласитесь, картина получается неприглядной. Кругом пустыри, чернота. А ведь совсем недавно леса сплошной зеленой лентой шли вдоль Оки.

Маковеев поморщился, как от острой зубной боли, потер ладонью лоб и, кривя в усмешке губы, сказал: