Панов Александр Сергеевич
Шрифт:
– Лучше в горы! Там приключения всякие...
– Эх, ты! А на море нет приключений? Утонуть можно. Шторм как закатит на двадцать баллов...
– Сказанул! Самое большее бывает тайфун в тринадцать баллов.
– Не придирайся, я к примеру. Красивее моря ничего нет. А на лето поедем в горы. Ладно?
– Ладно, - быстро соглашается Юрка.
– Надо бежать сейчас, - соображает Костя, - потому что через час начнется групповое собрание. Опять жевать мою фамилию начнут.
– Костя встает.
– Решено - сделано!
– С ума ты сошел, что ли? Надо маршрут обдумать.
– Юра вынимает из кармана сложенную вчетверо карту.
– Изучим маршрут. Садись.
Костя смеется.
– Чего изучать-то? Поезд довезет.
– Думаешь, Миклухо-Маклай или Пржевальский глупее тебя были? Однако без карты и компаса они никуда не ездили.
– Дурак твой Маклай! Поезд куда хочешь довезет.
– Он в Новую Гвинею ездил.
– Где это Гвинея, зачем он туда убегал?
Юра безнадежно вздыхает. Плохо человеку, если он совсем не читает книг. И все-таки с Костей ехать веселее. Только не сегодня и не завтра. Надо поговорить с Олей. Почему она перестала заниматься с ним? Хочет, чтобы он учился самостоятельно? Оля не понимает, что ему с ней легко домашние задания выполнять и учиться... Надо было все сказать ей, когда были вдвоем в кино. Она ведь ни за что не догадается, что он ее любит. Если Оля не станет с ним готовить уроки, тогда прости-прощай... Узнает, какой он, Юрка.
– Ты смотри, не выступай против меня, без тебя найдутся, - перебивает Костя мысли Юрки.
Да, Юра совсем забыл про собрание. Юра вообще никого не любит обижать. Он может даже похвалить, если Костя захочет.
– Хвалить не надо, не поверят тебе. Не вмешивайся, сиди и молчи, как рыба. А с побегом, действительно, придется обождать, - решает Костя. Надо получше приготовиться, выждать удобный момент.
На собрание Ярков явился, когда все уже собрались. Вошел он с привычной независимой усмешечкой. Хотел сесть на заднюю парту, но Оля указала на первую.
– Поближе садись, - сказала она официальным тоном.
Иван Сергеевич несколько раз выглядывал в окно: не идет ли Галина Афанасьевна? Но вместо замполита пришла вдруг тетя Ксения. Она уселась на задней скамейке рядом с Полевым, сложила на парте свои морщинистые загорелые руки и сказала:
– Можно мне, товарищи, так сказать, вне очереди? Я коротко.
– Выступайте, тетя Ксения, - наперебой закричали воспитанники.
Тетя Ксения встала, прошла за учительский стол. Словно разыскивая кого-то, внимательно оглядела учащихся.
– Труд надо уважать, - строго начала она.
– Будь то труд уборщицы или инженера, кастелянши или токаря. Это вы не раз слышали. Мне стыдно об этом вам напоминать, честное слово, стыдно! А приходится... Ведь рядом урна, ну брось папироску туда. Так нет же, закидывают окурки под кровать, под тумбочку или растопчут на полу.
– Тетя Ксения шумно вздохнула и повернулась к Яркову.
– Рядом стул, а он сидит или, еще хуже, лежит в одежде на кровати, да еще книжечку в руках держит. Книгу читает культурным хочет быть, а на постель одевши валится. Говорю ему, а он хоть бы шевельнулся, ровно стенке говорю. "Ты что, глухой?
– кричу.
– Ведь постель грязнишь!" "А чего ей сделается", - отвечает. Такой вредный - пока меня не рассердит, не уйдет с кровати.
Ярков слушает внимательно, нет-нет да усмехнется.
– Так вот, я надеюсь на вас, ребята, и прежде всего на комсомольцев. Возьмите его в руки. Он портит культурный вид комнаты.
Тетя Ксения, пытливо посмотрев на Костю, прошла на свое место.
– У тебя мать есть?
– с места спросил Иван Сергеевич.
– Помнишь, как она после стирки не могла спину разогнуть?
– У нас машина стирает, - вставил Саша.
– А снимать белье с постелей, относить, вынимать из машины, гладить кто должен? Не все машина делает. Я, например, на одни брюки полчаса ухлопаю... Кто-нибудь видел, хоть раз, чтобы я бухнулся в одежде на постель?
– Иван Сергеевич выждал. Ребята молчали.
– Не видели. Потому что, кроме всего прочего, я не хочу спать на грязной постели.
– Ну хватит, - замахал руками Костя.
– Я ведь не нарочно. Сяду невзначай, а вставать неохота.
– И, повернувшись к кастелянше, сказал: Не волнуйтесь, тетя Ксения, больше не буду. Слово даю.
Оля, сидевшая за учительским столом, нетерпеливо поглядывала в окно. Увидев Петра Александровича, она обрадованно застучала карандашом по столу.
– Начнем. Вопрос один: о возмутительном поведении Яркова.
В класс вошел мастер, сел на свободную парту.
– Товарищи воспитанники, мы собрались, чтобы обсудить поведение Яркова...
– чересчур громко начала Оля. Она прижала ладони к столу.
– Все мы приехали в школу для того, чтобы выучиться и стать хорошими трактористами. А некоторые товарищи мешают нам учиться, как например Костя.
– Оля указала на Яркова карандашом.
– Он хочет быть героем, а не понимает, в чем заключается геройство. На уроках он хулиганит. Разве это геройство? В комнате он курит. Разве это геройство? В "орлянку" он играет, обижает товарищей, которые послабее. Ну какое же это геройство!? Я сейчас читаю книгу о Ким Ир Сене. В наши годы он уже командовал армией. Вот это герой!
Ребята ахнули и недоверчиво переглянулись.
– Ему было семнадцать?
– не поверил Вася.
– После собрания вместе почитаем, - предложила Оля.
– А может, командовать армией легче, чем учиться?
– осторожно заметил Митя.
– Не говори чепухи, - возмутился Иван Сергеевич.
Вытянув под партой ноги, Костя сидел в непринужденной позе. Только на Васю он украдкой бросал тревожные взгляды и старался догадаться: "Скажет про Федьку или нет?"
И когда Вася поднялся с места. Костя чуть побледнел, прикусил нижнюю губу и заерзал.