Шрифт:
Когда они проходили маленький коридор, Павел не утерпел и, взяв за талию m-me Фатееву, проговорил:
– Милая моя, бесценная!
M-me Фатеева обернула к нему свое лицо, сияющее счастьем и страстью.
Павел поцеловал ее.
– Тсс! Нельзя этого!
– проговорила она, погрозив ему пальчиком.
После такого осмотра дома, Павел возвратился в залу в очень веселом расположении духа и вздумал немного пошутить над становой за все те мучения, которые она заставила его терпеть.
– Скажите вы мне, моя почтенная соседка, - начал он в тон ей, - в кого вы влюблены?
– Я?
– спросила она, уставив на него немного сердитые глаза.
Она такого вопроса при всех никак не ожидала от него.
– Да, вот mademoiselle Прыхина и Клеопатра Петровна сказали мне - в кого они влюблены, и вы мне должны сказать то же самое.
– Им - как угодно, а я не скажу, - ответила становая.
– Отчего же?
– А оттого, что, может быть, я в вас влюблена, - отвечала приставша и уставила на него пристальный взгляд.
– Ну, полноте, зачем я вам?..
– возразил Павел (он чувствовал, что от переживаемого счастия начинает говорить совершенно какие-то глупости). Зачем я вам?.. Я человек заезжий, а вам нужно кого-нибудь поближе к вам, с кем бы вы могли говорить о чувствах.
Становая вдруг вспыхнула и обиделась.
Павел попал прямо в цель. Приставша действительно любила очень близкого к ней человека - молодого письмоводителя мужа, но только о чувствах с ним не говорила, а больше водкой его поила.
– Пожалуйста, без насмешек!.. Пожалуйста!.. Сама умею отсмеяться, проговорила она.
– Господь с вами, кто над вами смеется; с вами говорить после этого нельзя!
– возразил Павел и, отойдя от становой, сел около Прыхиной.
– А с вами так вот, вероятно, мы будем друзьями, настоящими, проговорил он уже не шутя.
– Надеюсь!
– произнесла та многознаменательно.
Хозяйка между тем встала, вышла на минуту и, возвратясь, объявила, что "le souper est servi" [149] .
149
"ужин подан" (франц.).
Все пошли за ней, и - чем ужин более приближался к концу, тем Павел более начинал чувствовать волнение и даже какой-то страх, так что он почти не рад был, когда встали из-за стола и начали прощаться.
– До свидания, - сказала ему хозяйка не совсем тоже спокойным голосом и крепко пожимая его руку.
– До свидания, - пробормотал он ей.
– Вам приготовлено в кабинете, рядом с залой, - прибавила она.
– Слушаю-с, - произнес Павел и затем, проходя залу, он взглянул на маленькое окошечко, и оно неизгладимыми чертами врезалось у него в памяти. Пришедшего его раздевать Ивана он сейчас же отослал, сказав ему, что он сам разденется, а что теперь еще будет читать. Тот ушел с большим удовольствием, потому что ему с дороги давным-давно хотелось спать. Оставшись один, Павел почти в лихорадке стал прислушиваться к раздававшемуся - то тут, то там шуму в доме; наконец терпения у него уж больше недостало: он выглянул в залу - там никого не было, а в окошечке чайной светился уже огонек. "Она там", подумал Павел и с помутившейся почти совсем головою прошел залу, коридор и вошел в чайную. Там он увидел m-me Фатееву - уже в блузе, а не в платье.
– Ах, это вы, - сказала она, как бы не ожидая его и как бы даже несколько испугавшись его прихода.
– Я, - отвечал Павел дрожащим голосом; потом они сели на диван и молчали; Павел почти что глупо смотрел на Фатееву, а она держала глаза опущенными вниз.
– Послушайте!
– начала наконец Фатеева.
– Я давно хотела вас спросить: Мари вы видаете в Москве?
– Один раз всего видел, - отвечал неторопливо Павел.
– И что же, любовь ваша к ней прошла в вас совершенно?
– продолжала Фатеева.
– Прошла, - отвечал Павел искренним тоном.
– Однако послушайте, прибавил он, помолчав, - сюда никто не взойдет из людей?..
– Нет, никто; все преспокойно спят!..
– отвечала протяжно m-me Фатеева.
На другой день, Павел проснулся довольно поздно и спросил Ивана: встали ли все?
– Давно уж все в столовой чай кушают!
– объяснил тот.
Павел оделся и пошел туда. Окошечко - из залы в блаженнейшую чайную опять на минуту промелькнуло перед ним; когда он вошел в столовую, сидевшая там становая вдруг вскрикнула и закрыла обеими руками грудь свою. Она, изволите видеть, была несколько в утреннем дезабилье и поэтому очень устыдилась Павла.
"Дрянь этакая, - подумал он.
– Я обладаю прелестнейшею женщиною, а она воображает, что я на нее взгляну..."
М-me Фатеева, при появлении Павла, заметно сконфузилась. Она стала ему наливать чай.
– Как бы я желала каждое утро разливать вам чай, - шепнула она ему.
– Может быть, это когда-нибудь и будет, - ответил ей тихо Павел.
– Может быть!.. Однако, я вижу, ваших лошадей хотят закладывать, прибавила она вслух и взглянув в окно.
– Да, уж мне позвольте!