Шрифт:
– Только я вас попрошу - в Москве одно поручение мое исполнить.
– Сделайте милость, приказывайте!
– Мне это надобно по секрету вам передать. Угодно вам уделить мне две минуты?
– проговорила Клеопатра Петровна и пошла.
– Хоть десять!
– отвечал Павел, идя за нею.
В гостиной они остановились.
– Послушайте, - начала Фатеева (на глазах ее появились слезы), - вы можете теперь меня не уважать, но я, клянусь вам богом, полюбила вас первого еще настоящим образом. В прежнем моем несчастном увлечении я больше обманывала самое себя, чем истинно что-нибудь чувствовала.
– Ангел мой, как же мне вас не уважать!
– говорил Павел.
– И поверьте мне, - продолжала Фатеева, как бы не слушая его, - я несчастная, но не потерянная женщина. Тогда вы не хотели замечать меня...
– Но когда же мы увидимся, чудо мое, сокровище мое?
– Я употреблю все силы - приехать в Москву, но когда это будет - не могу сказать теперь.
– По крайней мере, будете ли вы писать ко мне?
– спрашивал Павел.
– Писать я буду к вам часто, и вы пишите ко мне; но только - не на мое имя.
– А на чье?
– На Катишь Прыхину. Она хоть и недальняя, но чрезвычайно мне предана; а теперь я вас не задерживаю. Может быть, что к обеду приедет муж.
– Так я сейчас же и поеду.
– Сейчас же и поезжайте!
Они еще раз поцеловались и возвратились в столовую.
Через полчаса Павел уехал из Перцова.
XII
ЖОРЖ-ЗАНДИЗМ
Никакое сильное чувство в душе героя моего не могло оставаться одиночным явлением. По самой натуре своей он всегда стремился возвести его к чему-нибудь общему. Оно всегда порождало в нем целый цикл понятий и, воспринятое в плоть и кровь, делалось его убеждением. М-me Фатеева, когда он сблизился с ней, напомнила ему некоторыми чертами жизни своей героинь из романов Жорж Занд, которые, впрочем, он и прежде еще читал с большим интересом; а тут, как бы в самой жизни, своим собственным опытом, встретил подтверждение им и стал отчаянным Жорж-3андистом. Со всею горячностью юноши он понял всю справедливость и законность ее протестов. "Женщина в нашем обществе угнетена, женщина лишена прав, женщина бог знает за что обвиняется!" - думал он всю дорогу, возвращаясь из деревни в Москву и припоминая на эту тему различные случаи из русской жизни.
Жить в Москве Вихров снова начал с Неведомовым и в тех же номерах m-me Гартунг. Почтенная особа эта, как жертва мужского непостоянства, сделалась заметно предметом внимания Павла.
– Что же, вы не скучаете о Салове?
– говорил он ей с участием.
– Что скучать? Уж не воротишь!
– отвечала m-me Гартунг.
– Он ужасный человек! Ужасный!
– прибавляла она потом как-то уж таинственно.
– Ну и бог с ним!
– утешал ее Павел.
– Теперь вам надобно полюбить другого.
– Ни-ни-ни!.. Ни-ни-ни!
– почти с ужасом воскликнула m-me Гартунг.
– Стало быть, вы его еще любите?
– О, нисколько!..
– воскликнула с благородным негодованием Гартунг. Но и другие мужчины - все они плуты!.. Я бы взяла их всех да так в ступке и изломала!..
И она представила даже рукой, как бы она изломала всех мужчин в ступке.
– Совершенно справедливо, все они - дрянь!
– подтвердил Павел и вскоре после того, по поводу своей новой, как сам он выражался, религии, имел довольно продолжительный спор с Неведомовым, которого прежде того он считал было совершенно на своей стороне. Он зашел к нему однажды и нарочно завел с ним разговор об этом предмете.
– А что, скажите, - начал он, - какого вы мнения о Жорж Занд? Мне никогда не случалось с вами говорить о ней.
Неведомов некоторое время молчал, а потом заговорил, слегка пожав плечами:
– Я... французских писателей, как вообще всю их нацию, не очень люблю!.. Может быть, французы в сфере реальных знаний и много сделали великого; но в сфере художественной они непременно свернут или на бонбоньерку, или на водевильную песенку.
– Как на бонбоньерку или на водевильную песенку?
– воскликнул Павел. И у Жорж Занд вы находите бонбоньерку или водевильную песенку?
– И у ней нахожу нечто вроде этого; потому что, при всем богатстве и поэтичности ее воображения, сейчас же видно, что она сближалась с разными умными людьми, наскоро позаимствовала от них многое и всеми силами души стремится разнести это по божьему миру; а уж это - не художественный прием!
– Как, Жорж Занд позаимствовалась от умных людей?!
– опять воскликнул Павел.
– Я совершенно начинаю не понимать вас; мы никогда еще с вами и ни в чем до такой степени не расходились во взглядах наших! Жорж Занд дала миру новое евангелие или, лучше сказать, прежнее растолковала настоящим образом...
Неведомов при этом потупился и несколько времени ничего не отвечал. Он, кажется, совершенно не ожидал, чтобы Павел когда-нибудь сказал подобный вздор.
– Вы читали ее "Лукрецию Флориани"?
– продолжал тот, все более и более горячась.
– Читал, - отвечал Неведомов.
– Какая же, по-вашему, главная мысль в этом произведении?
Неведомов опять пожал немного плечами.
– Я думаю, та мысль, - отвечал он, - что женщина может любить несколько раз и с одинаковою пылкостью.