– Ничего я его не убедила... Он последнее время так стал пить, что с ним разговаривать даже ни о чем невозможно было, - я взяла да и уехала!..

– И прекрасно сделала; но где ты остановилась?

– Недалеко тут. В "Париже", в гостинице.

– Переезжайте лучше сюда в нумера. Здесь есть свободные комнаты.

– Очень рада, - отвечала Фатеева.

– Я тебе сейчас это устрою, - сказал Павел и, не откладывая времени, пошел к m-me Гартунг.

– Давайте-ка мне, мадам, нумер самый лучший, - сказал он каким-то необыкновенно радостным голосом, - ко мне приехала сестра.

– Ну, уж знаю я, сестра!
– возразила, погрозив ему пальцем, m-me Гартунг.

– Уверяю вас - сестра!
– повторил Павел.

– Смотрите, и вы так же измените и бросите, как Салов, - сказала m-me Гартунг уже серьезно.

– Ну, уж я не изменю, - отвечал ей Павел.

– Да, не измените!
– произнесла она недоверчиво и пошла велеть приготовить свободный нумер; а Павел отправил Ивана в гостиницу "Париж", чтобы тот с горничной Фатеевой привез ее вещи. Те очень скоро исполнили это. Иван, увидав, что горничная m-me Фатеевой была нестарая и недурная собой, не преминул сейчас же начать с нею разговаривать и любезничать.

– Что это ваша барыня к нашему барину, что ли, приехала?
– спрашивал он ее, осклабляясь.

– Надо быть. Она уж не к первому приезжает так, - отвечала та.

– А вы к кому приехали?
– спросил ее Иван.

– К черту Иванычу Веревкину, - отвечала горничная бойко.

– Знаем, хоть и не видывали.

– Да вы не прижимайте так уж очень, - говорила горничная, когда Иван, внося с нею чемодан, совсем и вряд ли не нарочно прижал ее к стене.

– Толста, вытерпите, - отвечал он ей на это.

– Толста, да не про вас!
– возразила горничная.

Когда они сказали Павлу (опять уже сидевшему у себя в номере с Фатеевой), что вещи все внесены, он пошел, сам их все своими руками расставил и предложил своей названной сестрице перейти в ее новое жилище.

– Но и вы со мной ступайте!.. Я не хочу одна без вас быть!
– сказала та.

– И я пойду с тобой, сокровище мое!
– говорил Павел и, обняв Фатееву, крепко поцеловал ее.

– Вот тебе за это!
– воскликнул он.

Восторгу его в настоящие минуты пределов не было.

Через несколько дней Павлом получено было с траурной каемкой извещение, что Марья Николаевна и Евгений Петрович Эйсмонды с душевным прискорбием извещают о кончине Еспера Ивановича Имплева и просят родных и знакомых и проч. А внизу рукой Мари было написано: "Надеюсь, что ты приедешь отдать последний долг человеку, столь любившему тебя". Павел, разумеется, сейчас было собрался ехать; но прежде зашел сказать о том Клеопатре Петровне и показал даже ей извещение.

– И погребального билета не могла прислать без своей приписки, проговорила она с неприятною усмешкой...

– Да, но я все-таки должен ехать, - проговорил Павел, заметив недовольное выражение ее лица.

– Это ваше дело, - отвечала Фатеева, пожав плечами.

– Но как же мое дело, друг мой! Я тебя спрашиваю: хочешь ты, чтоб я ехал, или нет?

– Я, разумеется, не желаю, чтоб ты ехал, - проговорила она.

– Ну, я и не поеду, - сказал Павел и, кинув фуражку на стол, стал снимать перчатки.

Ему такой деспотизм Фатеевой уж и не понравился.

– Вы уже потому не должны туда ехать, - продолжала она, - что там, как вы сами мне говорили, меня ужасно бранят.

– Кто же бранит? Одна глупая Анна Гавриловна.

– А ваша умная Мари, конечно, не бранит, - проговорила Фатеева и, кажется, употребила над собою усилие, чтобы окончательно не вспылить.

Случившееся вскоре затем довольно трагическое происшествие в номерах снова подало повод к размолвке между моими любовниками.

Однажды ночью Вихров уже засыпал, как вдруг услыхал легонький удар в дверь своего номера. Он прислушался; удар снова повторился.

– Кто там?
– окрикнул он наконец.

– Это я, - отвечал женский голос.

– Кто вы?

– Я, Анна Ивановна!
– сказал женский голосок.
– Пустите меня войти к вам.

Вихров поспешил встать, зажечь свечу, надеть на себя платье и отпереть дверь. На пороге номера он увидел Анну Ивановну, всю дрожащую и со слезами на глазах.

– Войдите, бога ради... Что такое с вами?