– Что же, я этим женщинам какое добро и пользу сделал?

– Ты им доставил несколько таких счастливых годов, каких они, вероятно, не встретили бы с другими мужчинами!

Бегушев при этом злобно засмеялся.

– Однако одна из них от этих счастливых годов уж умерла, - сказал он.

– Это ты вообразил, что она умерла оттого...

– Нет, не я; она мне сама это сказала.

– Мало ли, что человек говорит в предсмертные минуты, когда он, может быть, и сознание потерял!

– Нет, она это в полном сознании говорила. И потом: любить женщин - что такое это за высокое качество? Конечно, все люди, большие и малые, начиная с идиота до гения первой величины, живут под влиянием двух главнейших инстинктов: это сохранение своей особы и сохранение своего рода, - из последнего чувства и вытекает любовь со всеми ее поэтическими подробностями. Но сохранить свой род - не все еще для человека: он обязан заботиться о целом обществе и даже будто бы о всем человечестве.

– Это слишком большие требования, и я опять повторяю, что, черт возьми, с этими далекими вехами, до которых, я думаю, никто еще не добегал!.. Скажи мне лучше, что твоя Домна Осиповна?
– заключил Тюменев.

Этим переходом разговора на Домну Осиповну он полагал доставить Бегушеву приятный предмет для разговора и тем отвлечь его от мрачных мыслей.

– Мучите" и страдает тоже благодаря моему характеру и недугам моим! отвечал тот.

– Постой!.. Мне кто-то говорил... да, Хмурин этот... что она сошлась с мужем?
– спросил неосторожно Тюменев.

Лицо Бегушева мгновенно и очень сильно омрачилось.

– Она сошлась только для виду!
– проговорил он.
– У мужа ее есть дед богатый, который написал им, что если они не сойдутся, то он лишит их пяти миллионов наследства! Они хоть и живут в одном доме, но у него существует другая женщина... Не сделать этого они нашли очень нерасчетливым!

Когда говорил это Бегушев, то у него лицо пылало: видно, что ему совестно было произносить эти слова. Тюменев же нашел совершенно рациональным такой поступок Олуховых.

– Конечно, было бы нерасчетливо!
– подтвердил он.

– Летом, вероятно, я уеду с Домной Осиповной за границу, и уеду надолго!
– добавил Бегушев.

– Отлично сделаешь!
– одобрил его Тюменев.
– А ты еще считаешь себя несчастным человеком и за что-то чувствуешь презрение к себе!.. Сравни мое положение с твоим... Меня ни одна молоденькая, хорошенькая женщина не любила искренно, каждый день я должен бывать на службе...

Послышался звонок.

Приехала Домна Осиповна. Она в продолжение всей болезни Бегушева приезжала к нему обедать и оставалась затем у него на весь день. Утро обыкновенно Домна Осиповна проводила, тщательно скрывая это от Бегушева, в беседе с своим мужем, расспрашивая того о всех делах его, даже об его возлюбленной, и по поводу взбалмошного характера последней давала ему разные благоразумные советы... О своих же отношениях к Бегушеву она хоть и сказала тому, что будто бы прямо объявила мужу, что любит его, но в сущности Домна Осиповна только намекнула, что в настоящее время она, может быть, в состоянии будет полюбить одного человека; словом, отношениям этим старалась придать в глазах Олухова характер нерешенности еще...

Встретив у Бегушева Тюменева, Домна Осиповна очень ему обрадовалась, предчувствуя, как оживительно беседы с другом подействуют на больного.

– Вот это очень хорошо, что вы приехали к нам в Москву!
– сказала она, дружески и крепко пожимая руку Тюменеву.

– А с вашей стороны очень нехорошо, что вы допустили так расхвораться Александра Ивановича, - отвечал ей тот.

Домна Осиповна заметно сконфузилась; она подумала, что Бегушев рассказал Тюменеву о главной причине своей болезни.

– Что делать!.. Не в моей то воле...
– сказала она неопределенно и потупляя глаза.

– Она одна и спасла меня!..
– подхватил Бегушев, желая снять всякое подозрение с Домны Осиповны в своей болезни, и при этом опять покраснел, смутно сознавая, что он сказал неправду.

– Кушанье готово!
– возвестил явившийся Прокофий во фраке, белом галстуке, напомаженный, завитой и, видимо, хотевший торжествовать выздоровление барина.

Пошли в столовую. В конце обеда Домна Осиповна отнеслась к Бегушеву:

– Меня все граф Хвостиков умоляет, чтобы я позволила ему приехать и навестить тебя!

Домна Осиповна уже не стесняясь говорила Бегушеву при Тюменеве "ты".

– Пусть его приезжает; кто ему мешает!
– отвечал Бегушев.

– Кроме того, madame Мерова желает у тебя быть, а может быть, даже и Янсутский, - присовокупила Домна Осиповна.

Последнему она хотела за его услугу по хмуринским акциям отплатить такой же услугой, то есть дать ему возможность встретиться с Тюменевым, чем тот, как она предполагала, очень дорожил.