Шрифт:
Полное с сизыми бритыми щеками лицо Альтмана помолодело, черные подвижные глаза светились, как у юноши.
– Но все было, Тарас Константинович! Было! Ночная смена продолжала в глубоком тылу громить Гитлера, а дневная пила своп двести граммов и закусывала. Потом - наоборот... Я, возможно, немножко хвастун, но с глазу на глаз скажу вам: за войну у старого гипертоника Альтмана на груди есть орден Отечественной войны. Хотя и второй степени...
Устыдившись своей растроганности, такой понятной Тарасу Константиновичу, Альтман чуть сконфуженно развел руками.
– Все! Вечер личных воспоминаний окончен, начинаем работать.
С этой минуты в совхоз как вихрь ворвался.
В упаковочном дробно стучали молотки - как будто сто человек непрерывно кололи грецкие орехи; из его ворот, тяжело покачиваясь, уходили груженные ящиками машины, - с первой из них уехал на станцию и Альтман.
Воспрянувший духом Тарас Константинович азартно ставил на документах по две подписи, пока вздыхающий бухгалтер не сказал обреченно:
– Ладно, и одной хватит. Все равно и мне отвечать...
Альтман появился в сумерках, прихватил свой чемоданчик и умчался снова.
– Кроме срочных и сверхурочных, - объяснил он, - за каждый вагон ставлю грузчикам бутылку "Уральской горькой". Поднажмите тут, Тарас Константинович.
На сортировку и упаковку были брошены все силы, включая и студентов; работали при электрическом свете - за день электрик протянул к сараю времянку. Возвращаясь из третьего отделения, Забнев заглянул на станцию и восхищенно рассказывал:
– Аи да уралец - аж пыль стоит!
К пяти часам следующего дня все было закончено.
Людей отпустили отдыхать, и совхоз вдруг словно вымер.
Осунувшийся, с кротко сияющими глазами Альтман созвонился с аэропортом и безропотно дал себя увести в столовую, - Тарас Константинович заказал на свой счет прощальный обед.
Выставив из своего опустевшего чемоданчика бутылку коньяку - вдобавок к хозяйской "особой московской", - Иосиф Абрамович поднялся с рюмкой в руке.
– Спасибо за помощь, друзья, - просто, впервые без обычных своих шуточек сказал он и тут же не удержался: - Я предлагаю выпить за один странный парадокс.
Деловые люди пьют сейчас армянский коньяк - я тоже пью его, хотя всю жизнь предпочитаю обычную русскую водку. Всю жизнь я живу на Урале - вы знаете, что это такое - хотя я каждый раз рыдаю в душе, увидев Волгу.
Наконец, я всю жизнь заготавливаю для своего комбината узбекские яблоки, красивые, как елочные игрушки, хотя королева моего вкуса - русская антоновка. Как видите, тост у меня почти грузинский...
Альтман улыбнулся, и снова немолодое лицо его стало серьезным и устало-добрым.
– Я предлагаю выпить за Россию, которая и у меня, старого еврея, - одна.
Звонко чокнулись, сплескивая из полных рюмок, и в это время в столовую, нарушая неписаное правило, влетел взволнованный экспедитор.
– Тарас Константинович, из города две машины пришли. Шумят!
– Скажи: пусть приезжают послезавтра.
– Ваш сарай пуст, как метро после часа ночи, - меланхолично подтвердил Альтман.
Тарас Константинович обменялся взглядом с Забневым, беспечно махнул рукой.
– Не журись, Александр Федорович. Как-нибудь обойдется.
10
Когда в самый критический момент Тарас Константинович поздним вечером позвонил директору треста на квартиру и сообщил, что телеграфировал на Урал и в Сибирь, тот ответил уклончиво:
– Смотрите, Тарас Константинович. Лучше бы повременить.
Нынче тот же голос звучал в телефонной трубке суше и определеннее:
– Наломали вы все же дров, Тарас Константинович.
Я предупреждал.
– Каких дров?
– наигранно-простодушно удивился Тарас Константинович. Не понимаю, Семен Семеныч.
О чем ты?
– Выезжайте, здесь и поговорим.
– Прямо сейчас?
– Да, лучше сейчас.
Тарас Константинович кликнул Петра, чтобы тот готовил машину, и раскрыл только что доставленную телеграмму - запоздалый ответ на свою вторую. Сибиряки просили подтвердить предложение совхоза. "Прочесались, все согласовывали, - усмехнулся Тарас Константинович, собирая в дорогу папку.
– А уральцы, небось, едят уже да похваливают..."
Он хорошо представлял, какой разговор ожидает его в тресте, и был готов к нему. Летняя торговая конъюнктура - вещь неустойчивая, подвижная; южные фрукты прошли - горожане, дай бог, молотят!
– спрос иа местное яблоко опять повысился. В тот день, когда уральский молодец завершил свой лихой рейд, в совхоз примчались две машины, а наутро - еще три. Вернулись они, конечно, ни с чем - очень удобный повод поднять законный шум и прикрыть им, как дымовой завесой, собственный промах. Как всегда, прав оказался и осторожный главбух: райфинотдел сообщил о несанкционированной операции в область. Так что на бедного Макара - все шишки...