– Во!
– рокотал он.
– Попался!

– Чего тащишь?!
– кричал мальчишка.

Контора заполнилась их голосами. Сразу стало веселее и прохладнее.

Парень толкнул мальчишку на табурет.

– Чума! Пятый раз с трактора сгоняю...

– Потише. За версту слышно, как орёшь, - огрызнулся мальчишка, заправляя майку под трусики.

– Зачем на трактор полез?!
– снова загремел парень. Голос у него как лавина: услышишь такой голос - прыгай в сторону. Но мальчишка не дрогнул.

– Сам только и знаешь возле доярок ходить. А трактор простаивает.

Девушка-счетовод дёрнула счёты к себе. Костяшки заскакали туда-сюда, хлёстко отсчитывая рубли, тысячи и даже миллионы. Парень растерялся.

– Сима, врёт! Ей-богу, врёт. Только попить отошёл.

Мальчишка скривил рот влево, глаза скосил вправо. Лицо у него стало похоже на штопор.

– Попить, - хмыкнул он.
– За это время, сколько ты возле доярок ходил, три бидона молока выпить можно.

Костяшки на счётах заскакали с электрическим треском.

– Сима, врёт!!!
– взревел парень.

Девушка медленно подняла голову. Лицо у неё было надменным; она даже не посмотрела на парня.

– Сводки в район посылать?
– спросила она.

– Эх, - сказал председатель.
– Скорее бы, Ваня, тебя в армию взяли. Иди силос уминай. Как ещё узнаю, что трактор простаивает, в прицепщики переведу.

– Я что, я только попить...
– Парень показал мальчишке кулак величиной с капустный кочан.

Мальчишка бесстрашно повёл плечом.

– Я тебя сюда не тащил. Клавка тебя с фермы выгнала, так на мне хочешь злость сбить.

Счёты взорвались пулемётным боем. Парень махнул рукой и выскочил из конторы.

Председатель подошёл к мальчишке, защемил его ухо меж пальцев. Мальчишка поднял на него глаза, сказал, морщась:

– Не нужно при посторонних.

Председатель сунул руку в карман.

– Ладно. Я в поле тороплюсь. Передай отцу от моего имени: пусть он тебе углей горячих подсыплет в штаны.

– А с печкой-то?
– спросил Кирилл.
– С печкой-то как?

– Никак, - сказал председатель; он распахнул дверь. На краю деревни стояли новенькие, обшитые тёсом дома. Шиферные крыши на них в красную и белую клетку.

– Все без печек. Люди в деревню прибывают. А печник один.

– Печника в райцентр переманили, халтурить, - сказала девушка-счетовод.
– Вчерась уехал.

– Я ему уши к бровям пришью!
– Председатель яростно грохнул ладошкой по шкафу, потом повернулся к Кириллу: - Мы вам мебель дадим. Табуретку...

* * *

Чай приятели вскипятили на костре, послушали, как засыпает лес, и сами уснули на душистых матрацах из жарко-красного ситца.

Утром Анатолий открыл глаза первым. На табуретке, посреди комнаты, сидел вчерашний мальчишка, листал книгу и дёргал время от времени облупленным носом. На одной ноге у него была калоша, привязанная верёвочкой; другая нога босая. Между пальцев застряла соломина.

– Очень приятно, - сказал Анатолий.
– Ты вломился в чужое жилище без стука. Ты варяг.

Мальчишка поднялся, аккуратно закрыл книгу.

– Здравствуйте. Вы хотели сложить печку?

– Мы и сейчас хотим, - оживился Кирилл.
– Этот печник - твой отец, что ли? Он приехал?

Мальчишка глянул на художника с сожалением, извлёк из-за пазухи верёвочку и молча принялся обмерять дом.

– Хороша кубатура. По такой кубатуре русскую печку вполне подходяще.

– Нельзя ли поменьше?
– угрюмо спросил Анатолий.

– Можно. Вам какую?

– А какие бывают?

Мальчишка посвистел дупловатым зубом и принялся перечислять:

– Русские бывают, хлебы печь. Голландки бывают - это для тепла. "Буржуйки" бывают, они для фасона больше... Времянки ещё.

Анатолий перебил его, направляясь к дверям:

– Нам нужно кашу варить. Мой товарищ поесть мастер.

– Для каши самое подходящее - плита.

Плита не понравилась Кириллу.

– Нет. Мы здесь будем до осени. Осенью ночи холодные. А мой товарищ, сам видишь, тощий. Он холода не переносит. У него сразу насморк. Нам что-нибудь такое соорудить, с прицелом.

– Если с прицелом, тогда вам универсальная подойдёт, - заключил мальчишка. Он опять вытащил верёвочку, но на этот раз обмерил пол и начертил посреди комнаты крест.