Телохранитель Мирзы искал его долго: он облазил все бесплатные раздаточные пункты для немецких бездомных, все сомнительные пивные для эмигрантов, все крупные станции метро, где в немецкой столице собираются разного рода подозрительные типы...

Император, - именно так представился грязный субъект, - был найден на станции метро "Хауфбанхоф". Невысокий, сутулый, с синевой под глазами, с проплешиной на нечесаной грязной голове, с выбитыми передними зубами, он являл собой законченный тип классического бродяги.

Тахир, едва взглянув на его татуированные руки, сразу же понял - это то, что надо.

– Иди-ка сюда, - поманил пальцем Тахир, не считая нужным повторить то же самое по-немецки.

– Что, герр?
– насупившись, поинтересовался татуированный.

– Ты из России?

– Ну да... Из Калуги.

– А тут что делаешь?

Гордо выпятив грудь, бич произнес со значением:

– Я - политический эмигрант.

– Понятно, - Тахир поджал губы, брезгливо оглядывая тщедушную фигуру бродяги.
– Ты что - сидел?

Бич втянул голову в плечи, словно ожидая удара.

– Так давно это было...
– неуверенно произнес он, пряча руки за спину.
– Я двадцать лет по зонам, по пересылкам, по тюрьмам... А потом по турпутевке приехал и сдался. И не жалею - цивилизованные люди, хоть и фашисты. А вы кто, дядя?
– с опаской поинтересовался бич.

– Не бойся, - успокоил его Тахир.
– Мне надобно с тобой побазарить.

– О тюрьме?

– И о тюрьме тоже, - многозначительно произнес азербайджанец.
– Пошли в машину, потолкуем...

Разговор в роскошном кожаном салоне "БМВ" был недолгим, но очень насыщенным.

Император, он же Пантелей Звездинский, как представился бродяга (паспорт у него никто не проверял, так что звучная эстрадная фамилия осталась на его совести), действительно сидел.

– Пострадал я по политической, - честно признался он и без разрешения взял из тахировской пачки "Мальборо" сигарету.

– Кури, кури, - приободрил его телохранитель, - а за что сидел-то?

– Да я еще и на "малолетке" отмотал, - принялся хвастаться Звездинский.

Тахир прищурился.

– По политической?

– Да. Мы с пацанами киоск газетный грабанули, - вздохнул Пантелей, лишили жителей нашего Советского района удовольствия прочесть материалы последнего Пленума партии... Нам товарищ судья так и сказала: "Политические вы диверсанты, вот кто!.." И мы загремели на три года.

Тахир внимательно слушал собеседника, не перебивал. Разумеется, как человек неискушенный, телохранитель Самида не мог определить, что перед ним не просто пидар, а "петушиный" авторитет. Ни один уважающий себя настоящий авторитет никогда бы не стал носить такую вычурную и претенциозную кличку (хотя ее сам себе и не выбираешь). "Император", "Царь-Жопа", "Королева красоты", "Мисс зона" - такие клички давались только "петухам", и притом авторитетным в своей мерзкой среде.

– Твоя кликуха - Император? Наверное, большим человеком был?

Пантелей гордо выпятил грудь.

– Это еще с "малолетки" пошло...

Чистые берлинские мостовые, стекло и бетон торгового дома "Центрум", аккуратненькие автомобильчики - все это никак не гармонировало ни с рассказом, ни с обликом Императора.

Звездинский вальяжно развалился на кожаном сиденье.

– Да я, бля, такой шалман пас...
– произнес он и сглотнул слюну.

Тахир отпрянул.

– Да ну?

– Бывало, благодарность от главшпана получал...

– От кого?

– От главшпана. Ну, на "малолетке" это вроде как главный пахан.

– И за что благодарность?

– За то, что пас... Меня за это Императором и назвали. Я даже подарочки получал... На Восьмое марта.

– Не понял?
– удивился Тахир.

– Ой, оговорился, - Пантелей стряхнул пепел.
– Хотел сказать - на Двадцать третье февраля. Да чего - две недели разницы! А шалман у меня был одна другой краше!

Не желая вдаваться в подробности хитрого слова "шалман", запутавшись вконец с хронологией и терминологией, Тахир спросил:

– Наверное, у человека с таким богатым жизненным опытом много татуировок?

– Да, бля, - с этими словами Пантелей рванул на себе рубаху.
– Эрмитаж по сравнению с этим - фонарь голимый!

Тахир уважительно посмотрел на грязную волосатую грудь "пахана".

На животе Пантелея азербайджанец различил изображение голой женщины, изо рта и влагалища которой торчали концы скрученного полотенца с подписью: "Чистота - залог здоровья".