Адамов Аркадий Григорьевич
Шрифт:
– Ты говоришь, осталось двое. А сколько же их было?
– А недавно еще трое было. Батюшка ее еще. Его квартира-то. Знаменитый профессор, академик. Тоже по медицине. Фамилия Брюханов, не слыхал?
– Слыхал.
– От батюшки небось?
– Ну да.
После того как отец смотрел в госпитале тяжело раненного Игоря, а потом еще двух или трех наших ребят, многие уже знают, кто он у меня, и я чуточку горжусь, а больше, пожалуй, мне неловко от этой популярности.
– Ну, ясное дело, - кивает Егор Иванович.
– По одной линии работали. Но Брюханов-то все же академик. После него знаешь сколько осталось. Одних картин не сосчитать.
– Давай-ка уточним, - говорю я.
– Кража, значит, когда была?
– Двадцать первого, в среду. А сегодня у нас пятница.
– Так. А убийство, по словам Лехи, произошло во вторник, вечером. Неужели одна и та же группа? Чем же им этот Гвимар Иванович помешал?
– Надо работать, - опять вздыхает Егор Иванович.
– Так разве скажешь, чем да почему?
– Сейчас в ту квартиру идти, наверное, бесполезно?
– спрашиваю я. Небось на работе хозяева-то. Как думаешь?
– Кто их знает...
– Давай на всякий случай зайдем, - решаю я.
– Все-таки шестой час уже. Его, значит, Виктором Арсентьевичем зовут. А супругу как, не знаешь?
– Инна Борисовна. А фамилию отца оставила. Брюханова, значит.
– Знаменитая фамилия, - киваю я.
– Гордиться надо.
Все время, пока мы ведем этот спокойный деловой разговор, я не могу отделаться от мысли, которая не дает мне покоя, просто жжет меня: значит, все-таки убили... Не врал Леха, не хвастал. Убил... Как рука поднялась? Какая должна быть пустая душа, какое тупое равнодушие к людям, к человеческой жизни. Откуда это берется? Человек кричит, а он не чувствует его боли. Вот за себя он, гад, боится, себе плохого не хочет, себе небось желает всех доступных его пониманию радостей. Ну, держись, Леха, держись. Убил ты все-таки человека. Так тебе это не пройдет, не может пройти. И тебе, Чума, тоже... Тебе особенно...
Мы заходим в темный подъезд, и старенький лифт с усилием тащит нас на третий этаж. У высокой, тяжелой двери, аккуратно обитой квадратами красивого дерматина, как спинка кожаного дивана, с медной, слегка потемневшей от времени табличкой "Профессор Б. К. Брюханов" я кручу старинный звонок, и он надсадно, с усилием верещит за дверью. Мы прислушиваемся. Я уже собираюсь снова приняться за работу, когда до нас доносятся чьи-то шаги и женский голос испуганно спрашивает:
– Кто там? Кого вам надо?
– Это я, Инна Борисовна, участковый ваш Савельев, - говорит успокаивающим тоном Егор Иванович.
– Откройте, пожалуйста.
Звякает замок, дверь приоткрывается, но она на цепочке. Из-за двери выглядывает настороженное женское лицо. Узнав Егора Ивановича, женщина кивает ему и, сбросив цепочку, распахивает дверь.
– Пожалуйста, - говорит она.
– Входите.
Теперь я могу ее разглядеть. Очень высокая и полная, она кажется старше своих лет. А лицо узкое и как бы породистое, что ли, заносчивое какое-то, тонкий рот почти без губ, длинный, крючковатый нос с нервными дугами ноздрей, пышные рыжеватые волосы небрежно собраны на затылке. Словом, малосимпатичная женщина, на первый взгляд во всяком случае. На ней строгий, темный костюм с белым отложным воротничком и белыми отворотами на рукавах вместо манжет.
Женщина проводит нас через переднюю в большую комнату. Старинная, громоздкая и резная мебель вокруг - диван, стулья, шкаф, круглый стол, старинная бронзовая люстра низко над ним, много картин на стенах.
– Уж извините, Инна Борисовна, - говорит Егор Иванович, когда мы усаживаемся возле стола.
– Надоели мы вам, конечно. Но вот товарищ из уголовного розыска хочет вас кое о чем спросить.
– Пожалуйста, - она терпеливо и устало смотрит на меня.
– Вы знаете Гвимара Ивановича Семанского?
– спрашиваю я.
– Да, конечно, - кивает Инна Борисовна.
– Он бывает у нас. Он сослуживец мужа. Вернее, он приезжает в командировку на фабрику, где муж работает.
– Когда он последний раз был у вас?
– Последний раз?..
– Она задумывается.
– Кажется... во вторник. Да, да. А на следующий день случилась эта ужасная кража.
– Долго он у вас был?
– Как всегда, часов до одиннадцати. Сначала пили чай. Потом они с мужем перешли в кабинет. Какие-то служебные дела обсуждали.
– Гвимар Иванович был спокоен?
– Как будто. Смеялся. Ах да, - она слабо улыбнулась.
– Сообщил, что жениться собрался.
– Кто же невеста, он сказал?
– Нет. Сказал только, что дорого ему досталась, - она снова еле заметно улыбается неохотной какой-то, вялой улыбкой.
– Есть у него в Москве еще знакомые, не знаете?
– Не знаю. Наверное. Я их... Ах, нет. Однажды видела одного. Они с Гвимаром Ивановичем стояли в нашем дворе. Это с неделю назад было. Стояли и спорили. Даже, мне кажется, ссорились. Гвимар Иванович меня тогда не заметил.