– Бывают. Изредка, - сдержанно отвечает Виктор Арсентьевич.

– Вам знаком, например, Гвимар Иванович Семанский?

Я чувствую, как настораживается мой собеседник, хотя выражение лица у него по-прежнему устало-спокойное и рука, держащая чашечку с кофе, ничуть не дрогнула. Вот только еле заметно сошлись вдруг тонкие брови и прищурились глаза. Всего лишь на миг.

– Да, знаком.

Он не торопясь ставит чашечку на столик и закуривает, машинально придвигая к себе большую хрустальную пепельницу. И, видимо, ничего больше рассказывать мне не собирается.

– Кто он, откуда?
– спрашиваю я.

– Вы, простите, в связи с чем им интересуетесь, если не секрет? впервые сам задает вопрос Виктор Арсентьевич.

– В связи с его смертью, - говорю я.

– Что-о?!

Он подскакивает в кресле как ужаленный и чуть не роняет сигарету. В глазах неподдельный испуг. Ого, как он умеет волноваться, оказывается.

– Он что же... умер?

В ответ я лишь сокрушенно вздыхаю и утвердительно киваю головой. Пусть теперь он задаст мне несколько вопросов. Из них порой можно узнать больше, чем из ответов. Ведь вопросы человек задает тоже не случайные и при этом контролирует их не так строго, как свои ответы, особенно когда взволнован вот так, к примеру, как сейчас Виктор Арсентьевич.

– Как же так... умер? Отчего, разрешите узнать?
– нетвердым голосом спрашивает наконец Виктор Арсентьевич, и сигарета пляшет у него в руке.

– Убит, - коротко отвечаю я.

– Не... не может быть...
– лепечет Виктор Арсентьевич, не сводя с меня перепуганных глаз и окончательно забыв о сигарете и о кофе.
– За... за что, боже мой?

Казалось, такой спокойный человек - и вдруг... Близким другом был ему этот Гвимар Иванович, что ли? Но тогда он бы уже знал о его смерти или давно искал бы его. Ведь прошло уже пять дней с момента убийства.

Но тут Виктор Арсентьевич, словно прочтя мои мысли, внезапно успокаивается и берет себя в руки. Лицо его снова приобретает устало-спокойное выражение, лишь легкий румянец на скулах напоминает о пережитом волнении.

– Кто же совершил это... преступление?
– слегка запинаясь, спрашивает он.

– Вот, ищем.

– Вы, значит, не кражей занимаетесь, а... убийством?
– снова задает вопрос Виктор Арсентьевич, впервые решившись произнести это страшное слово, и добавляет: - Или... они связаны?

– Пока ничего вам на этот счет сказать не могу. Сами еще не знаем, вполне искренне отвечаю я.
– Хотя связь тут, конечно, напрашивается.

– Кражей ведь до сих пор занимались другие товарищи, - замечает Виктор Арсентьевич, - поэтому я и подумал... Вы, наверное, из другого подразделения? Они про убийство, - он все легче произносит это слово, - меня не спрашивали.

Ишь ты, какой наблюдательный. Но я оставляю его вопрос без ответа, давая понять, что такие детали его не должны интересовать, и в свою очередь спрашиваю:

– Надеюсь, теперь вам понятно, в связи с чем я интересуюсь Гвимаром Ивановичем? Поэтому расскажите, кто он, откуда, зачем приехал в Москву?

Постепенно Виктор Арсентьевич более или менее успокаивается, с минуту он задумчиво курит, потом не спеша отхлебывает кофе и наконец говорит:

– В сущности, я его мало знаю. Говорил, что в командировке здесь. Работает в Киеве, кажется, в Министерстве текстильного машиностроения. А познакомились случайно, в доме одного художника. Я, знаете ли, интересуюсь живописью. Правда, это все, - он указывает на висящие над моей головой картины, - от тестя осталось. Но кое-что я все-таки добавил. Если бы не эта кража... Ведь лучшие вещи, негодяи, унесли!

– Выходит, разбирались в живописи, - замечаю я.

– Вот именно! Такой теперь жулик пошел.

– А Гвимар Иванович тоже разбирался в живописи?

Виктор Арсентьевич бросает на меня быстрый взгляд и тут же отводит глаза, потом, чуть помедлив, задумчиво говорит:

– Я, между прочим, об этом не подумал. А это мысль. Гвимар Иванович бывал у меня, он разбирался в живописи, да я ему и сам указал наиболее ценные картины, и он был приезжим. Неужели все сходится?

– Далеко еще не все, - усмехаюсь я.
– Почему вы так быстро заподозрили Гвимара Ивановича, что-то еще вспомнили?

– Я? И не думал подозревать. И решительно ничего не вспомнил, равнодушно пожимает плечами Виктор Арсентьевич.
– Вы же сами меня спросили о нем. И сказали что подозреваете приезжих. А он ведь приезжий. Только и всего. Но вот кто мог его убить и за что, за что?
– снова задает он вопрос, который, видно, не дает ему покоя.

– Узнаем, - заверяю я его.
– Все тайное становится явным. Где-то я про это читал.

– А все-таки жутковато, признаться, - он ежится.
– Где-то рядом ведь смерть ходит. Бр-р-р... Одна надежда, что найдете этих душегубов.