С несколькими матросами и командирами Арсеньев пробрался пешком к самой переправе. У въезда на понтонный мост толпа клокотала и бурлила водоворотом, то втягивая находившихся с краю, то выталкивая какую-нибудь повозку или всадника, который на мгновение вскидывался над толпой, подняв лошадь на дыбы, а потом снова нырял вниз, смешиваясь с остальными. Все вертелось на одном месте, а на мост не мог спуститься никто, так как примерно до середины реки он был загружен так густо, что понтоны погрузились доверху. Вода шла уже через дощатый настил. Вторая - дальняя часть моста пустовала. Громоздкий гусеничный трактор стал поперек и заглох, преградив всякое движение по переправе. Ошалевший водитель без толку дергал за бортовые фрикционы, ему со всех сторон грозили наганами и кулаками. Ясно было, что трактор нужно немедленно сбросить с моста, чтобы открыть движение, но усилия всех столпившихся вокруг были направлены в разные стороны. Полковник с красным лицом уже не кричал, а хрипел, что застрелит всякого, кто попытается сбросить трактор. Стоя на радиаторе, он без конца лязгал затвором пустой винтовки. Все патроны и из винтовки, и из пистолета, засунутого за голенище, он давно уже расстрелял в воздух, пытаясь навести порядок. Ординарец полковника, стоя чуть поодаль на свободной части моста, истошно призывал с того берега какого-то капитана Коврижкина, который, вероятно, должен был привести другой трактор, чтобы вытащить пробку из горла переправы. Но тщетно вспоминал ординарец отца, мать и все семейство Коврижкиных. Капитан был уже, по меньшей мере, километров за десять от переправы.

– Сейчас доберусь хоть вплавь до трактора и сброшу его, - решил Арсеньев. Кто-то тронул его за плечо. Арсеньев обернулся: - Товарищ генерал!

Назаренко показал рукой на понтонный мост:

– Видите, что там? Берите, Арсеньев, своих людей, трактор - в воду и переправляйте дивизион. Дайте карту.

Арсеньев раскрыл планшетку. Генерал отметил карандашом точку скрещения двух дорог.

– В двенадцать часов дня вы должны занять оборону вот здесь. Склад боезапаса догоните по дороге. Он уже на том берегу. Не обращайте внимания ни на что. Ваше дело - бить немцев, как под Ростовом.

– Есть, товарищ генерал.

– Подождите. Оставьте в мое распоряжение человек двадцать, нет десять матросов с дельным командиром. Постараюсь навести здесь порядок. Он крепко пожал руку Арсеньева: - Ну, счастливо, Сергей Петрович. Встретимся в станице Кагальницкой на том берегу.

Выбравшись из толпы, Арсеньев быстро осмотрел берег. Он заметил что-то у самой воды и крикнул Бодрову:

– Шлюпку!

Бодров на миг усомнился в здравом уме капитан-лейтенанта. Не думает ли он, что мы на лидере? Но морская глотка уже выпалила привычное: "Есть шлюпку!"

Под кручей обрывистого берега метров на сто выше по течению высовывался из воды полузатопленный барказ. На него навалили столько скарба, что суденышко осело и черпнуло бортом, еще не отойдя от берега. Людей у барказа не было. Вероятно, они бросили свое добро, чтобы хоть самим перебраться через Дон.

Бодров понял приказ капитан-лейтенанта. Он взял человек десять матросов и первым начал спускаться с кручи, цепляясь за кустики желтой травы, обдирая руки и одежду о камни. Шацкий не удержался и покатился кубарем, но сумел вовремя ухватиться за какую-то корягу. Один за другим матросы спускались к воде. Выгрузить ящики и мешки было делом одной минуты.

– А ну, взяли!
– командовал Бодров.
– Разом!

Матросы ухватились за цепь на носу. Кое-кто вошел по пояс в воду, подталкивая тяжелый барказ, который нехотя выполз на берег. Его тут же перевернули, чтобы вылить воду, и снова спустили на Дон. Две пары весел валялись на песке.

– Шацкий, Клычков - на весла!
– Бодров сел на корму.

– На воду! Р-рраз!

Повинуясь привычным матросским рукам, барказ рывком отошел от берега. Шацкий и Клычков гребли, как на состязаниях в Севастополе в День Военно-Морского Флота. Казалось, даже сам Дон, словно дикий конь, сбросивший уже немало седоков, понял, какой всадник вскочил в седло. Плеснула косая береговая волна. Подхваченное течением суденышко пулей пролетело расстояние до того места, где ждали Арсеньев и Земсков.

– Левым табань! Правое - на воду. Товсь! Товарищ капитан-лейтенант, шлюпка подана!
– доложил Бодров, подняв ладонь к мокрой мичманке.

Арсеньев одним прыжком вскочил в барказ, не коснувшись рукой борта, и застыл как вкопанный. Земсков перебрался на лодку не так лихо, но тоже быстро. Не прошло и минуты, как барказ причалил к середине моста, рядом со злополучным трактором. На мгновение здесь стихли крики и брань. Матросы без всякой команды схватились за трактор.

– А вы чего стоите?
– крикнул Арсеньев на толпившихся вокруг людей. Взяли!

Полковник, лицо которого из красного уже стало синим, как у удавленника, нацелился в Арсеньева из пустой винтовки:

– Не разрешаю! Назад! Я - полковник!

– А я капитан-лейтенант, - спокойно ответил Арсеньев, - выполняю приказ гвардии генерала Назаренко. Слезайте, полковник, не то выкупаетесь вместе с трактором.

Когда кто-нибудь толково берется за дело, которое раньше не спорилось, все начинают помогать. Трусы идут в бой вслед за храбрыми. В присутствии решительного, проворного человека нерешительные и растерянные становятся уверенными и быстрыми. Таков закон человеческой психологии.

Не меньше сорока человек облепили со всех сторон трактор. Синий полковник, кряхтя, слез с радиатора и побрел вместе со своим ординарцем искать капитана Коврижкина, даже не взглянув на берег, где оставалась чуть ли не половина его солдат.

Как только трактор, задержавшись на миг на краю настила, обрушился в воду, все на переправе пришло в движение. Оставив четырех матросов на середине моста, Арсеньев с остальными быстро добрался до правого берега на бодровском барказе. Обозы и орудия, машины и пехотинцы двигались по понтонному мосту. Их место на небольшой площадке на берегу немедленно занимали новые машины и подводы, стремившиеся влезть на переправу сбоку, вклинившись в общий поток.