Федор, выпятив грудь, загородил ему дорогу.

– Можешь радоваться, инженер, убрались они отсюда, на заимку поперли - а ты хоть знаешь, что это птицы большого полета?

– Стервятнички.

– Не чета тебе, теленку, они не только председателю тутошнему могут холку намылить, они в районе кое-что значат! Да я бы на их месте на тебя и не взглянул бы - подумаешь, из города, экая цаца!

– Не надо было соглашаться, чтобы я остался у вас, - сказал Андрей.
– Так что терпите.

Федор крякнул и, осклабившись, толкнул Андрея в плечо. Андрей тоже в ответ состроил улыбочку, и оба, довольные, подошли к крыльцу.

– Вечером у нас банька проглядывается. Ты как, балуешься?

– Еще как, - сказал Андрей.
– В городе у нас компашка, и мы каждый вторник посещаем сие заведение; только баня в городе - дрянь и пар - гадость, разве с настоящей деревенской сравнишь?

– А венички у меня, - сказал Федор и раскинул руки.
– Раз хватишь - второй не захочешь.

– Может, помочь по баньке?

– Для начала перекусим. Потом будем воду таскать, а старуха к вечеру вареники закатит с картошкой.

Через час Андрей уже носил воду из колодца двумя огромными ведрами в баньку, которая торчала на краю огорода. Федор возился с печкой железной бочкой, обложенной плоскими камнями. Умаявшись, Андрей присел на порожек и стал смотреть, как Федор, отворив дверцу, шурует короткой кочергой и отсвет падает на его сосредоточенное лицо. Впервые ему захотелось сказать что-то хорошее этому непонятному человеку, но он промолчал и, подхватив ведра, принялся наполнять водой вторую бочку, которая заняла весь угол между полком и дверями.

Разделавшись с водой, Андрей пошел в избу и растянулся на раскладушке поверх одеяла. В предвкушении бани настроение было кипучее. Он обвел деятельным взглядом комнату, не зная, на чем бы остановиться, и вдруг заметил на краю буфета большую черную книгу.

Андрей соскочил, схватил книгу и бухнулся снова на раскладушку, которая едва не проломилась от такого толчка. Устроившись поудобнее, он принялся за книгу - и обомлел от одного названия: "Нюрнбергский процесс".

Вот дедуля дает! На сон грядущий, видно прочитывает, нервы успокаивает... А днем бабка иногда заглянет - картинки посмотреть...

За дверями послышался голос Федора. Андрей успел положить книгу на место и притворился, что дремлет. Когда открылась дверь, Андрей различил торопливые слова хозяйки.

– Не пущу!
– кричала она еле слышно, с каким-то присвистом.
– Забыл, окаянный, что ли, как прошлым разом еле очухался?.. Забыл?..

– Да я самую малость, - оправдывался Федор, - ей-богу, самую малость.

– Пеняй на себя, если упаришься, злыдень...
– хозяйка еще что-то быстро прошептала, и голоса стихли.

Андрей приподнял голову. В комнату, тяжело ступая, вошел Федор.

– Почти поспела, родимая, - сказал он.
– А бабка портков чистых не дает, совсем тронулась.

– На меня мать тоже всегда ворчит, - сказал Андрей и сел, скрестив ноги.
– Квартира, мол, благоустроенная, а ты по баням шляешься, всякую заразу собираешь.

– То-то и оно, - сказал Федор.
– А вареники с картошкой все равно будут.

В баню отправились, когда стемнело. Разделись в избе и, оставшись только в исподнем, набросили длинные тулупы, сунули ноги в валенки. Андрей вдыхал животный запах овчины, ощущал пятками пространство и тепло валенок, предвкушал удовольствие.

Федор шел впереди. Сейчас его фигура в просвете между амбаром и зимовьем показалась Андрею гигантской. Она закрыла и мутную полосу неба, и матовый снег. Он видел, как мерно покачивается голова Федора и упруго колеблются плечи, и старался не отставать, хотя все время обо что-то запинался. Рядом, у ног, сопели собаки, но голоса не подавали.

Пройдя через двор, они протиснулись в калитку и нырнули в тесный предбанник. Скинув в темноте тулупы и валенки, они на мгновение застыли, чувствуя всем телом набегающий сквозь щели холодный крепкий воздух. Андрей стянул трусы, нащупал на стенке гвоздь и повесил их. Федор открыл дверь, и его обдало белым клубом пара.

В баньке на окне уже горела приготовленная бабкой лампа. Пахло гнилым деревом и слабо-слабо - березой. В бочке, что была соединена с печкой металлической трубой, нехотя булькала вода.

– Царство божее, не иначе, - сказал Федор и снял с бочки массивную крышку.
– Ох, и порадуем косточки.

Андрей пристроился на край нижней ступени полка и замер.

Федор почерпнул из бочки ковшом кипяточку и плеснул с оттяжкой на кани. Загудело.

– Это для разгону.

Андрей сцепил руки, сжал колени. Сейчас дойдет... Сейчас начнется... Ударило в лицо. Ну и парок, черт его дери, - а старый хрыч опять подкидывает, сдурел, хоть бы разогреться дал!