Потушив свет настольной лампы, я откинулся на подушки.

– Как сын?

– Здоров, - ответила она.
– По-прежнему на пятидневке.

– А ты?

– Развлекаюсь.

– Я серьезно.

– И я серьезно.

– Не работаешь?

– На полставки, как раньше.

Между нами вновь повисла тяжелая тишина. Я не выдержал:

– Зачем ты все-таки приехала?

– Я же сказала, не знаю...

Я лежал с открытыми глазами, глядел в потолок. По нему время от времени скользил свет от автомобильных фар. Я попытался вспомнить прежнее тепло к этой женщине - своей бывшей жене, - ничего не вышло. Она была чужая...

Утром Людмила разбудила меня.

– Можешь ты меня проводить?

Я накинул халат, взял костыли. Мы тихо пошли коридорами больницы, вышли на улицу. У входа ждало такси. Было очень рано, только светало...

Людмила открыла заднюю дверцу машины.

– Да, - произнесла она, - совсем забыла. Ты ребенка не хочешь взять?

– Насовсем?

– Да.

Я похолодел - вот зачем она приезжала!

– Возьму, - тихо сказал я.
– Как встану на ноги, возьму.

– Счастливо.
– Она захлопнула за собой дверцу.

Такси понеслось в сторону аэродрома...

Мои дела пошли на поправку. Наступило сращение, наверху нога полностью удлинилась. За один раз, без отдыха (уже без костылей - на двух палках) я мог пройти более трех километров.

Как-то Калинников пришел ко мне в палату.

– Что такой невеселый? Все идет хорошо, скоро выпишем.

– Да так...
– отозвался я. И вдруг ни с того, ни с сего выложил ему историю своего развода. Доктор выслушал меня и сказал:

– Не это главное.

– А что?

– Дело.

Я усмехнулся:

– Где же мне его теперь взять?

– А прыгать?
– улыбнулся Калинников.
– Или вы больше не собираетесь?

Я спросил:

– Зачем же вы меня так... жестоко успокаиваете? Допустим, я снова начну тренироваться. Затрачу массу воли, сил, нервов, энергии. Я это могу. Но если смотреть правде в глаза - тем, кем я был до катастрофы, мне уже никогда не стать.

Калинников молчал, ждал, что я скажу дальше.

– Два метра... Пусть два десять, ну, максимум два пятнадцать! Больше мне не прыгнуть! А два пятнадцать на международной арене - результат ниже среднего. Понимаете? Стоит ли из-за этого ломать копья?

– Стоит, - спокойно ответил доктор.

– Зачем? На посмешище?

Глядя в пол, Калинников сказал:

– Если бы я заботился о том, как я выгляжу в глазах окружающих, наверняка бы ничего не добился. Меньше надо думать о себе, больше о своем деле.

– Какое же это дело, если от него никому проку нет?

– Будет, - убежденно заверил доктор.
– Если вы прыгнете хотя бы два метра, я первым стану преклоняться перед вами. Первым!

– Почему?

– Объясню...
– Калинников некоторое время думал.
– Когда я вижу таких упорных, целеустремленных людей, во мне возрастает психоэнергетический потенциал. Значит, я, говорю я себе, могу сделать еще больше! Казалось бы, наступил предел человеческих возможностей, а он его преодолел. Значит, и передо мной не должно существовать неразрешимых трудностей. И так все люди. Каждый проецирует ваши рекорды на свои собственные возможности, раздвигает их рамки. Иногда слышишь: чего в этом спорте мудреного? Ногами дрыгать? Не согласен! Это стимулятор. Большой стимулятор миллионов! А вы говорите - не дело!

Я молчал. Мне было неловко. Калинников добавил:

– Люди чаще нуждаются не в ногах и руках, а в духовной поддержке. Им нужно постоянно напоминать, что единственный выход из того или иного затруднения или несчастья - бороться с ними. Другого пути нам не дано. А вы, за судьбой которого следит масса людей, прыгнув свои два метра, очень поможете им в этом. Не изменив себе, вы преодолеете определенный барьер в сознании этих людей... Всего хорошего!

Он направился к дверям, но перед тем, как выйти, улыбнулся и сказал:

– Кстати, именно поэтому я вас и взял вне очереди!

Я вдруг понял, зачем люди во все века искали и продолжают искать пресловутый "смысл жизни". Не только ради истины. Нет... Для счастья... Человек, который только что исчез за дверьми, попросту подарил мне его...

Через полмесяца, ежедневно нахаживая до пяти километров, я стал передвигаться с одной палкой. Нога срослась, манипуляции с аппаратом были закончены, мою голень Калинников поставил на фиксацию.

– Выписать вас можно через две недели, но советую пробыть еще месяц. Не ради перестраховки, а для того, чтобы выйти от нас без палок, на двух собственных и не хромая.

Я не возражал. Наоборот, как многие больные, втайне я уже побаивался расставаться с аппаратом. С его помощью можно было не только двигаться, но и заниматься штангой. Правда, пока с малым весом. Но мне на первых порах хватало и этого - мышцы мои одряхлели, дыхание никуда не годилось. В небольшом спортивном зале при больнице я понемногу начал приводить себя в порядок: подскоки на одной ноге и приседания на двух, подтягивания, отжимания от пола, штанга, гантели, эспандер, резиновый бинт, стоячий велосипед. Я не представлял, как теперь обойдусь без аппарата.