– А какие картины тебе нравятся?

– Хочется увидеть что-нибудь необычное, например, про войну, когда все в дыму - бой в Крыму, грохот кругом стоит. Еще про балы всякие красивые, где танцуют. Про шпионов люблю кино и еще когда красивая девчонка крутится и сеансик какой-нибудь выдает. Только такие не показывают, боятся нам кровь разгорячить.

Останавливаются и Зумент со Стругой. Минутку прислушавшись, Зумент неожиданно выпаливает:

– А мпе понравилось. Это было кино про трудовых людей. А кто всех главней? Рабочий человек!
– Произнеся с чувством сии неопровержимые истины, Зумент поднимает вверх палец.
– У нас кто не работает, тот не ест! А ты лезешь со своими шпионами и сеансами!

Киршкалн зло смотрит на Зумента, но ничего не успевает сказать, потому что со стороны наружной двори раздается пронзительный вопль. Все бегут туда, толкаются, уже на дворе кто-то тревожно спрашивает:

– Что с тобой?

Киршкалн пускает в ход локти, воспитанники расступаются, и он на лестнице видит Иевипя, окруженного воспитанниками. Кто-то наклонился к спине юноши, спрашивает:

– Где?

Иевинь ощупывает рукой нижнюю часть спины.

– Здесь.

– Что случилось?
– спрашивает Киршкалн.

– Пырнули...

Киршкалн выпрямляется:

– Не расходиться! Все назад, в школу!

Кто-то пробует улизнуть за чужими спинами. Кому-то это, может, и удается - во дворе уже темнеет.

Но вот площадка перед дверью опустела, и там, рядом с приступком, на земле лежит самодельный нож. Кирш-"

калн поднимает его.

– Я пойду в санчасть, а вы их там пока придер-"

жите!
– кричит Киршкалн кому-то из воспитателей и кивает на дверь школы.
– Я сейчас вернусь.

Он наклоняется к Иевиню:

– Дойдешь?

– Дойду, наверно.

Первые шаги Иевинь делает довольно несмело, но потом ничего, расходится.

– Тебе не дурно?

– Нет.

Когда Иевинь скидывает в санчасти одежду, первое впечатление довольно жуткое. Нога в крови, и когда мальчик, тронув рану, видит, что ладонь вся краевая, его широко раскрытые глаза вдруг закрываются, лицо желтеет и он едва не падает.

– Руки прочь от рапы!
– гаркает на него фельд-"

шер и велит сестричке дать Иевиню понюхать наша-"

тырного спирту.

Пострадавшего укладывают на топчан. Когда кровь смыли, то оказалось, ничего особенно страшного нет, нож поранил только мягкие ткани.

– Пострадал глютэус максимус, проще говоря-задвица, - деловито констатирует фельдшер.

Киршкалн звонит на коммутатор в проходную и приказывает немедленно дозвониться начальнику домой, затем наклоняется к Иевиню.

– Ничего, заживет! Сидеть только некоторое время не сможешь, зад отдохнет, - шутит он и после этого спрашивает вполголоса уже серьезно: Кто порезал?

– Не знаю.

– Брось врать!

– Правда, сейчас не знаю.

Киршкалн смотрит долгим пристальным взглядом на бледное лицо парня, в его еще испуганные глаза, придвигает поближе белую табуретку, садится и решает, что на этот раз, очевидно, можно верить.

– Рассказывай подробно все, что запомнил!

– Чего там рассказывать. В дверях затор получился, а сзади поднаперли. Я обернулся и сказал, чтобы не толкались, и сразу после этого почувствовал:

воткнули и по ноге потекло теплое в башмак.

– Кто стоял впереди тебя, с тобой, сзади?

Иевинь называет несколько фамилий, но все они как будто бы вне подозрений.

– Я специально не смотрел, да и темно там было, - добавляет он.

– А когда почувствовал, ты стоял еще обернувшись назад?

Иевинь старается припомнить.

– Нет, ткнули сразу, как только повернулся к дверям.

– Значит, сзади?

– Наверно.

– И ты даже не представляешь, кто бы это мог быть?

Иевинь молчит. Он не смотрит на воспитателя, но болезненно морщится, потому что сестра бинтует рану и требует подтянуть колено и немного приподняться.

– Представить мало ли что можно.

– И к тому же иногда очень правильно, - добавляет Киршкалн.

Иевинь смотрит на сестричку, и Киршкалн наклоняется к нему ближе.

– Зумент, - шепчет паренек.

– Может, еще кто?

Киршкалн припоминает, что, перед тем как раздался крик, Зумент стоял рядом с ним. Несокрушимое алиби. Но чего ради Зумент остановился около него и выдал свою ханжескую сентенцию? А не для того ли, чтобы заполучить это самое алиби? Возможно, что и Струга оказался совсем не случайно рядом. Таким образом, оба атамана вышли сухими из воды. Не то что кто из ребят, но сам воспитатель мог засвидетельствовать их полную невиновность,