– Скажите, пожалуйста, правда, что Иевинь умер?

Так вот откуда ветер дует! Озолниек хохочет. Этот вопрос вызывает у него отчасти также и искреннее веселье. Он отвечает на него так, что гудит весь коридор. Ответ адресован не только тем, кто спросил, но и распространителям слухов, и тем кто им верит.

– Какой-то дурень поигрался ножичком, поцарапал кожу, а ты уже готов Иевиня похоронить. Если хочешь, можешь хоть сейчас пойти его навестить.

Я позвоню в санчасть, чтобы тебя пропустили.

Реакция видна сразу: "опасные" настораживаются, нахохливаются, часть удали из их взглядов улетучивается, а "положительные" тут же расправляют плечи, вторя начальнику, посмеиваются, и от кучки немедленно отделяется бегун. Озолниек знает - из комнаты в комнату полетела весть: "Пустяки, Иевинь только поцарапан, Бас сейчас сам сказал".

Второе отступление от порядка, тоже бросающееся в глаза, - это слишком большое количество воспитанников с расстегнутыми воротничками. Правда, по вечерам перед сном и раньше попадались неряхи, но сейчас их подозрительно много. Озолниек, сделав замечание, останавливается и выжидает, покуда разгильдяй застегнет все пуговицы; тем временем ребята, не дожидаясь, пока он поравняется с ними, тянут руки к воротничкам и приводят себя в порядок.

Какой-то воспитанник, выбегая из отделения, раскрывает дверь пинком ноги, и она громко хлопает.

Озолниек задерживает мальца, велит ему вернуться, спокойно открыть и закрыть за собой дверь, затем приказывает пойти доложиться дежурному контролеру, попросить, тряпку я помыть дверь там, где испачкал ногой.

– И косяк, - добавляет начальник.
– И с обеих сторон.

Входя в отделение Киршкална, Озолниек оглядывается. Группки ребят в коридоре перешептываются ужене так тревожно, стало спокойнее. Какой особой беды можно ждать, если Бас ходит по общежитию и велит застегнуть воротнички.

Не дождавшись начальника, Киршкалн отправляется на поиски сам. Открывает дверь своего отделения и видит: Озолниек сидит на чьей-то койке, а ребята обступили его и с интересом слушают.

– "Тсс, не галди, маму ее разбудишь!" - рассказывает он о чем-то. "Какую маму?" - спрашиваем мы.

"Дурила ты, Олину маму".
– "Оли здесь нет, здесь место заключения", объясняем ему. "А кто же Олю посадил?" - удивляется он. "Никто Олю не сажал!" - "Чего же тогда городишь про заключение?!" - орет он и лезет дальше. Мы его схватили за ноги, а он брыкается и грозит позвать милицию, если его к Оле не пустят. "А разве был вокруг Олиного дома такой высокий забор?" - пробуем мы его урезонить. "Не было", - говорит. "Ну так зачем же лезешь?" - "А спьяну все кажется больше!" Вот и возьми его за рубль двадцать.

Киршкалн смотрит на широкую спину Озолниека и не мешает ему рассказать до конца. Он помнит эту историю, случившуюся в колонии несколько лет назад с одним пьяницей.

– Вот так, ребята!
– хлопает ладонью по матрацу начальник.
– Не говорите теперь, что все хотят выйти из колонии, есть и такие, что силой к-нам сюда лтжятся.

И ребятам смешно. Предательский удар ножом у дверей школы на какое-то время ими позабыт. Киршкалн бросает взгляд на Зумента. Тоже смеется? Нет, Зумент не смеется, он скалится.

Время уже час пополуночи, когда с допроса отпускают последнего воспитанника. Как и предполагалось, круг замыкается на Еруме, по кличке "Нос".

Надо немедленно поговорить с мастером группы, в которой работает Ерум, но мастер живет в городе, телефона у него нет, и автобусы уже не ходят. Озолниек берет в проходной ключ от гаража и садится в "козлика". Мастера он поднимает с постели среди ночи.

– У вас в последнее время не пропал случайно штангенциркуль?

– Да вот уже пару недель, как одного недосчитываюсь, - вспоминает мастер.

Озолниек показывает ему нож. Мастер рассматривает самоделку, пожимает плечами, наконец говорит:

– Наверно, он самый и будет.

– Как, по-твоему, эта штука могла быть изготовлена в помещении твоей группы?

Такую возможность мастер категорически отрицает и не допускает даже мысли о том, что это дело рук Ерума. Он работает на первых тисках, под самым носом у мастера.

– Впрочем, на прошлой неделе Ерум два дня работал в токарном, там у них был прорыв.

Озолниек едет к мастеру токарного цеха. Оказывается, Ерум работал как раз на шлифовальном станке, который стоит далеко от столика мастера.

– Чей токарный станок ближе всего к шлифовальному?

Мастер называет фамилии, и Озолниек едет назад в колонию, по пути прикидывая, с кем из перечисленных следует поговорить в первую очередь. Его выбор падает на длинного, мослатого Ревича. Паренек он довольно наивный и трусоватый, всегда норовит славировать между администрацией и воспитанниками. Его тихонько будят и, как есть - в трусах и майке, ведут в воспитательскую.

– Нож для Ерума сделал ты?

– Какой нож?

– Нож, которым Ерум пырнул Иевиня?