Искендер представил ему Сергея Марковича.

– Капитан Данилов, Сергей Маркович, ваш поклонник. А сегодня мы пришли...

– Очень хорошо сделали, что пришли. Сейчас я могу предложить вам только чай... потому что...

– Спасибо, Герман Степанович, - вступила в разговор Гюльназ.
– Не беспокойтесь. Мы только что пили настоящий азербайджанский.

Герман Степанович забрал у Гюльназ пальто, повесил его на вешалку. Потом, указав на свои теплые, мягкие башмаки, предложил:

– Надень их, пусть будет тепло.

– Большое спасибо!

– Товарищ капитан!
– обратился он к Данилову.
– Я, кажется, вас где-то видел...

– Возможно, в Эрмитаже... Я там работал... В сущности, и теперь...

– Вот-вот...
– Прервал его профессор.
– Ваше лицо мне очень знакомо. Вы проходите, садитесь, вот сюда, на кушетку.

Гюльназ расположилась на своем обычном месте - в маленьком кресле, Искендер и Данилов - на кушетке.

– Гюля, как твои дела?
– заботливо поинтересовался Герман Степанович, заглянув в радостные, беспокойные глаза Гюльназ.
– Ты по-прежнему живешь в общежитии?

– Да, Герман Степанович. А иногда гощу на новой квартире у Искендера.

Она почувствовала, как покраснела при этих словах. Все трое поняли их смысл.

– Вы хорошо делаете, что бываете вместе...
– добавил профессор, как бы желая снять неловкость.
– Всегда вместе... всегда...

– У нас другого пути нет, профессор. Надо всегда вместе.

– И еще, девочка... любовь - самое великое чудо человеческого сердца. Еще никто не разгадал его тайну. Правильно я говорю, товарищ капитан?

– Правильно, Герман Степанович, как говорил Низами Гянджеви:

Если на поле брани

Выйдет с мечом любовь,

Оседлав саврасого коня, победа

Выйдет навстречу.

– О, товарищ капитан, я вижу, вы хорошо знаете Низами.

– Профессор, пусть вас не удивляет военная форма Сергея Марковича, вмешался в разговор Искендер.
– Сергей Маркович душой художник, как и вы. Исследует творчество Низами Гянджеви.

– Значит, низамивед...

– Да, его отозвали с фронта, чтобы...

– С фронта?
– нетерпеливо прервал Искендера Зуберман.
– Какого?

– Здесь же, в родном доме, - почему-то смущаясь, произнес Данилов. Вблизи Пулкова...

– Там идут тяжелые бои...
– вдруг нахмурившись, медленно выговорил профессор.
– Пулковский меридиан... он проходит у ворот Ленинграда... Голос профессора задрожал.
– Нет, нет, пулковский меридиан проходит прямо по нашим сердцам. Не так ли, товарищ капитан?.. Правильно я говорю, Саша?

Беспокойные глаза Германа Степановича отливали то светло-зеленым, то темно-голубым блеском. "Профессор очень нервничает в последнее время", подумала Гюльназ.

Все умолкли! Будто вспомнив о чем-то, Герман Степанович предложил:

– С вашего разрешения, хочу вам кое-что сообщить. По-моему, это интересно не только музыкальному миру.
– С этими словами он снял с рояля "Ленинградскую правду" и вернулся к гостям.
– Здесь есть интересное сообщение.
– Он протянул газету Гюльназ.
– Гюля Мардановна, прочитайте, мы послушаем. Я знаю, ваше сердце полно любовью к музыке.

– Если это так, я прежде всего благодарю вас, Герман Степанович. Гюльназ посмотрела на него смущенно.
– В газете написано о вас?

– Нет! Дмитрий Шостакович... Он один из талантливейших наших композиторов, я бы сказал, лучший продолжатель школы Бетховена... Чего стоит одна его Пятая симфония. И вот теперь Дмитрий Шостакович здесь, в блокадном Ленинграде, начал писать свою Седьмую симфонию. Он посвятил ее сегодняшнему Ленинграду, этим, переживаемым нами суровым, трагическим дням.

– Удивительно...
– невольно вырвалось у Сергея Марковича. Герман Степанович подозрительно взглянул на него:

– Что же тут удивительного, позвольте вас спросить?

Данилов почувствовал в его голосе какое-то недовольство, хотел поменять тему разговора.

– А когда симфония будет исполняться, об этом не пишут?

– Нет, - Герман Степанович мягко улыбнулся.
– Но вы не пытайтесь уйти от разговора, я понимаю, о чем вы думаете. Вы считаете, что в условиях блокады симфонии не пишут, не так ли? Нет, дорогой Сергей Маркович, вы не правы, абсолютно не правы... Тут вы ошибаетесь.
– Он обернулся к Гюльназ: А вы как считаете, Гюля Мардановна?

– Я думаю, что вы правы, Герман Степанович.
– Она искоса взглянула на Данилова.
– По-моему, и Сергей Маркович такого же мнения.