– Пошутили, и хватит, - не удержался Стрельцов.
– Я согласен с тем, что на завтра надо продумать объем работ по ремонту первого и второго блоков. Подрыв емкостей действительно следует отменить, - он посмотрел в сторону генерала, тот согласно кивнул, мол, сделаем, - плюс к этому начнем изучать ситуацию на крыше - проведем еще одну разведку...

– Завтра мы будем заниматься и совсем другим.
– Кардашов резко встал. Прежде надо навести порядок. Обеспечить людей жильем, одеждой, организовать питание. Завтра прошу здесь, в райцентре, оборудовать хорошее общежитие для работников станции, их питание, а там, на объекте, - столовую, Плюс к этому базу отдыха для персонала... Пора прекращать "аварийную" ситуацию, необходимо создать нормальные условия для работы. И параллельно - ремонт, крыша и подготовка к пуску. Человек должен идти на работу, как на праздник. И если мы добьемся изменения в психологии людей, если у них появится уверенность в будущем...

– Не забывай об аварии, - перебил его Стрельцов,

– Помню, но "аварийную психологию" пора изживать.

– Закончим, - предложил Стрельцов, - поживем - увидим, насколько наш новый директор прав. Одно дело - благие пожелания, совсем иное - реальность. Благодарю всех. Завтра, как обычно, в девять продолжим наш разговор, с вас и начнем, - обратился Стрельцов к Кардашову.

– Не смогу, Николай Иванович, - Кардашов развел руками, - и прошу меня не неволить, но на заседания у меня времени не будет. Утром займусь соцбытом, а затем приглашаю на станцию. Дирекция туда переезжает...

Стрельцов замолчал. Лицо его начало краснеть, вот-вот он и взорвется. Члены комиссии, чтобы не стать свидетелями ссоры, попятились к двери. Кардашов и Стрельцов остались одни.

– Не круто ли берешь, Эрик Николаевич?
– вырвалось у Стрельцова. Подрываешь авторитет? Так и споткнуться можно...

– Не заводись, Николай Иванович, - спокойно ответил Кардашов.
– У каждого из нас своя ноша. Чужую не беру, но и своей не отдам. А не спотыкается тот, кто стоит.

– Смотри, Кардашов, спросим по самому строгому счету.

– Не сомневаюсь.
– Эрик Николаевич смотрел прямо в глаза Стрельцову, тот не выдержал, отвел глаза.
– Но я и тебе жизнь облегчаю: занимайся аварийным блоком на всю катушку. Пока не закроешь его, ничего сделать не смогу. Так что, по сути, я у тебя в руках...

– Поедем ко мне, места и для тебя хватит. В поселке хорошие условия, смягчился Стрельцов, - да по дороге и потолкуем, все-таки полчаса езды.

– Извини, Николай Иванович. Останусь здесь. Мне рассказывали, поп тут живет. Может, у него и заночую. Странников положено обогреть и приютить. Кардашов рассмеялся.
– К сожалению, общежития здесь нет, приходится к господу богу обращаться. Жаль.

– Как знаешь, - отмахнулся Стрельцов, - упрям, как...
– он не договорил, опасаясь обидеть Кардашова.

– Да не в упрямстве дело, - сказал Эрик Николаевич, - я просто не имею права говорить одно, а делать другое. Завтра дежурная смена здесь ночевать будет, если, конечно, общежитие успеете оборудовать...

– Раз решение приняли, выполним.

– Спасибо... А люди все знают. Если директор ночевал здесь, значит, и они должны. Так что не упрямство это, а расчет.

Они вместе вышли из штаба.

Над городком неистовствовали соловьи. Казалось, звучит гигантский оркестр, и каждый исполнитель вел свою партию чисто, звонко, неповторимо.

– До свидания.
– Стрельцов пожал руку Кардашову и быстро сбежал к машине.

Красные стоп-сигналы мелькнули у поворота, и луна, светившая сзади и чуть сбоку, будто опустила над городом светло-синий занавес. Причудливые тени деревьев, размытые очертания домов превратили город в загадочный средневековый замок.

Кардашов вышел на площадь и оглянулся. Виднелись купола церкви. Она стояла на холме, а потому, казалось, поднялась над городом и парила.

Эрик Николаевич закурил. Постоял немного, а потом решительно шагнул в переулок. Соловьи пели совсем рядом, где-то среди ветвей, и при желании до них можно было дотянуться рукой.

Кардашов обошел церковь вокруг. В крошечном окошке, которое утонуло в земле, он увидел свет. Нагнулся, попытался рассмотреть, что внутри. Однако стекло было закопченным, да и окно вросло в землю.

Три ступеньки вели к обитой проржавелым железом двери. Кардашов постучал.

– Не заперто, входи, ждем, - услышал он. Голос был молодой, звонкий. Эрик Николаевич распахнул дверь. За чисто выструганным столом сидели двое. Свеча, поставленная в стакан, куда стекал воск, стояла между ними. Два бородатых человека, удивительно похожих, сидели друг против друга. Дымилась миска со свежеотваренной картошкой, лежал зеленый лук краснела редиска, два вяленых леща прислонились к кувшину.

– Ждем тебя, сын мой, - прозвучал молодой голос.
– Проходи, присаживайся. Все, что есть, - на столе.

Кардашов понял, что это хозяин храма. Тот повернулся, и теперь уже можно было не сомневаться - он был в рясе.

– Благодарю.
– Эрик Николаевич прошел к столу, присел - Неужели ждали?

– А каждый вечер у нас кто-нибудь ночует, - оживился мужичок справа, - тут и постель застелена, и стол накрыт. Вот сегодня мы заждались, нету гостей, нету, будто и позабыли нас, стариков. Верно, отец Василий?