– Прошу, сын мой, отведай нашу пищу, - пригласил батюшка, - не балагурь, Петр, дай человеку с дороги опомниться, поесть. Еще наговоримся.

– Это у нас обязательно - не удержался тот, кого батюшка назвал Петром, скукотища, а новый человек - радость большая. Верно, отец Василий?

– Прав, сын мой, прав, - согласился батюшка, - предложи гостю...

Он не успел договорить. Петр оживился еще больше. Вскочил, засуетился, полез под стол. Оттуда сначала показалась его острая бородка, а затем и лицо, торжествующее, с хитрецой.

– Как, мил человек, насчет радиации?
– заверещал Петр.

– Не понимаю, - растерялся Кардашов.

– Дезактивация нужна, - торжественно объявил Петр.
– И внутри, и снаружи. А внутри обязательно! Верно, отец Василий?

– Ах вот в чем дело, - рассмеялся Кардашов.
– Немного можно.

– Не баламуть, - остановил его батюшка.
– Ты, сын мой, наверное, из новых, не видал тебя раньше,- обратился он к Кардашову.
– Надолго ли и по каким делам к нам?

– Одно теперь у нас дело, - ответил Эрик Николаевич.

Петр разлил самогонку. Чокнулись. Выпили. Закусили лучком и картошкой. Кардашов ел с удовольствием.

– Не опасайся, сын мой, - сказал отец Василий.
– Та пища, что перед тобой, здоровая. Из подвалов моих. А лучок промыт трижды, пакость на нем не удержалась. Все рекомендации мы чтим, соблюдаем. Знаю, что облучение изнутри самое вредное, а потому молоко не употребляем, хоть и люблю его...

– Много слышал о вас, отец, - обратился к служителю Кардашов.
– Остались здесь, наотрез отказались уезжать, хотя супругу и детей отправили сразу. Да и прихожанам посоветовали уехать...

– Они сразу к нам, в храм божий, - Петр не мог молчать, - собрались все, ждут, что им отец Василий скажет. Он вышел и напрямую: мол, так и так, неволить не могу, но прошу вас покинуть город, а он при храме божьем останется, ждать их будет. Пусть, мол, не беспокоятся... Ну я куда? Мы с отцом Василием всегда вместе, в голод и холод на крещение и отпевание... Я тут звонарем, а вообще-то в сельсовете сторожем. Еще с войны. Сторож-то всегда нужон, хоть там война или радиация, а без сторожа-то нельзя. Верно, отец Василий?

– Большая беда у народа, большая.
– Батюшка опустил голову, задумался.
– А ты скажи, сын мой, нельзя без этого атома? Никак нельзя?

– Держать его надо в руках. Крепко держать, - ответил Кардашов, - тогда зла он не принесет.

– Разумом понимаю: если бомба, взрыв, Хиросима и Нагасаки, то это дьявол, ядерное зло, но почему же здесь случилось?

– Кара божья, - начал философствовать Петр. Он уже был навеселе.
– Верно, отец Василий?

– Не богохульствуй, - сурово отрезал батюшка, - Людская кара. Сами себе зло творим. И этим зельем тоже.
– Он показал на бутыль.
– Да, слаб человек, а мы все - люди... Значит, сын мой, считаешь - и добрым может быть этот атом?

– Должен!
– твердо сказал Кардашов.
– Иначе не вижу смысла в своей жизни.

– А вот ты спрашиваешь, почему не уехал.
– Отец Василий говорил тихо, едва слышно.
– Вдруг, думаю, мой храм пригодится. Знаю, тут, в подземелье, безопасно, как в бункере, где военные нынче на станции сидят. Вот и поставил кровати...

– ...Три штуки, - подхватил Петр, - а когда надо, и раскладушки поставим. В сельпо брали, на всякий случай. Пригодились. Верно, отец Василий?

Тот вновь не среагировал на слова Петра. Он продолжал говорить тихо, будто советуясь сам с собой.

– Уеду, а вдруг человеку помочь надо. Три дня никто не приходил, но потом то один, то другой зайдет. Поест, переночует... Оказалось, нужен.

– Последний автобус в десять вечера уходит, - пояснил Петр, - бывает, опаздывают, а как до поселка вахтового добраться? Нет никакой возможности, потому что верст тридцать будет отсюда... Вот к нам опоздавшие и идут. Верно, отец Василий?

– Верно, верно, Петр. Раз есть возможность добро людям сделать, делай, батюшка повернулся к Кардашову, - а ты не можешь сказать, сын мой, скоро это кончится? Если секрет, смолчи. Не знаешь - тоже. А если ведомо это тебе, открой...

– Не знаю, отец. Одно могу сказать: все, что в наших силах, сделаем.

– На том спасибо, - батюшка показал на занавеску, - там твое ложе, отдыхай, ни о чем не думай. Поутру Петр разбудит.

Колокольный звон несся над равниной. С порога церкви открывался вид на луга за рекой, на корпуса далекой станции и на городок, лежащий у подножия холма.

На звоннице колдовал Петр. А отец Василий стоял у двери и глядел на удаляющуюся фигуру Кардашова. Наверное, он ждал, что тот оглянется, но Эрик Николаевич сдержался - упрямо шел вперед, к дому, где размещалась дирекция АЭС. Уже издали он определил, что там происходит что-то необычное.