– Ты ведь заканчивал дело по Свалову?

– Да.

– Чем он объясняет отпуск крупных сумм по фальшивым авизо?

– Ошибками кассиров.

– Ты их допрашивал?

– Да. Говорили, что "бес попутал". А вы считаете, за этим кроется спланированная акция?

– Почти уверен. Нужно срочно забрать дело из суда. А были ли в городе еще какие-нибудь громкие хозяйственные дела?

– На днях в облсуде рассмотрено дело о хищении большого количества огнестрельного оружия. Членом нашей группы Беркутовым обнаружен огромный склад.

– Это дело также необходимо забрать.

– Хорошо.

– Завтра в четырнадцать ноль-ноль собираемся у

меня.

– Завтра похороны Говорова, Сергей Иванович.

– Ах да. Совсем забыл. Извини. Тогда перенесем на послезавтра. Утром в девять.

Через полчаса после ухода Истомина позвонил Владимир Рокотов. Классный мужик. Не любит много говорить, зато много делает. Года четыре назад ему грозили крупные неприятности. И если бы я и Андрей Трайнин не пошли на определенные деликатные нарушения закона, то Рокотов мог очень запросто оказаться на скамье подсудимых. Больше всего меня тогда удивил не я. Нет. Со мной-то как раз все ясно. Мои гены определенно подпортил далекий предок вольнодумец и авантюрист. Поразил меня и порадовал строгий и педантичный законник Трайнин. Но как бы там ни было, а Володю Рокотова мы отмазали, дали ему верный шанс. И он его использовал на полную катушку.

– Здравствуй, Сережа! Секретарь мне сказала, что ты звонил. А я был в Мошкове на совещании. Ты как раз вовремя. Слышал, какие у нас здесь дела творятся?

– Да уж... Дела как сажа бела.

– С Катей как случилось?

– Поляков и из колонии меня достал.

– Сволочи! Знаешь, Сережа, у меня порой опускаются руки. Честное слово. Мы крутимся, теряем замечательных ребят, дорогих людей, а преступность, что раковая опухоль, растет и растет.

– Ты никак жалуешься? Мир, наверное, действительно обречен, если такие мужики, как ты, начинают хныкать. И что же ты предлагаешь? Сменить профессию?

– Я просто размышляю. Ты же видишь, что творится в стране? А профессию, возможно, я бы и сменил, да только ничего другого делать не умею.

– Не умеешь или не хочешь?

– А какая разница?

– Большая. Я видел, как ты классно работаешь на ринге. С твоими знаниями восточных единоборств мог бы тренировать, допустим, боевиков мафии. Имел бы большие бабки. И главное - никакого риска.

– Ну и шуточки у тебя, боцман... Сережа, ты чем сейчас занимаешься?

– Изучаю дела. А что?

– Давай сворачивайся. Через пять минут я за тобой заеду.

– И куда же ты меня, если позволительно спросить?

– К себе домой. Там Дина запекла гуся. Надо отметить встречу и потолковать заодно по делу. Есть кое-какие новости.

– Ох, Сереженька!
– тихо проговорила Дина и, приникнув ко мне хрупким телом, беззвучно заплакала. Дина и Катя были лучшими подругами. До этого я не очень-то верил в женскую дружбу, считал, что женщины с их системой "микроскопа" слишком зациклены на себе, чтобы быть искренними. Но Дина с Катей эту бредятину опровергли.

Узнав, что я похоронил Катю месяц назад, Дина очень обиделась, так посмотрела на меня, что мне захотелось сквозь землю провалиться. Тихо сказала:

– Как ты мог?!
– И ушла на кухню.

И только тут я осознал, насколько она права. Почему я считал, что смерть Кати - это лишь мое личное горе? По какому праву лишил Дину, Володю, Мишу Краснова возможности с ней попрощаться?

– Ты, Сережа, действительно...
– Рокотов долго подбирал слово, которого я заслуживал, но, боясь, очевидно, усугубить и без того незавидное мое положение, мягко добавил: - Действительно, отличился.

– Извините, ребята!
– выдавил я из себя.

"Извините, ребята!
– смешно передразнил меня прозвучавший где-то в черепушке знакомый едкий голосишко.
– Горбатого могила исправит. Каким ты был законченным эгоистом, таким и остался".

Иванов! Мой постоянный оппонент. Я был искренне рад нашей встрече. Со смертью Кати он куда-то исчез. Похоже, он переместился в Новосибирск задолго до меня. Все возвращается на круги своя. Как все-таки здорово, что я вернулся.

"Привет, - ответил я радостно.
– Давненько я не слышал твоего скрипучего голоса. Как поживаешь, приятель?"

"Спасибо. Хреново".

"А что так?"

"Шевельни мозгами, - проворчал Иванов сердито - Одна мысль, что вновь долгие годы придется сосуществовать с таким неотесанным эгоистом, как ты, может навсегда испортить любое, даже самoe праздничное настроение".

"Ты неисправим, - рассмеялся я.
– Все такой же зануда и пессимист. И все же я искренне рад нашей встрече".

"Честно признаться, я тоже, - проскрипел двойник.
– Поздравляю с возвращением в родные пенаты!"