Шрифт:
Они проезжали город.
– Борисоглебск, - констатировал мужчина, - я тут в страшном бою первый орден завоевал. Рукопашный был бой, вон оно как!
– Вы часто ездите в Москву?
– Не, - отмахнулся он, - Побереги Боже, но я Виктория Васильевна, эту всю дорогу своими ноженьками протопал, так что вот оно что...
Мужчина ушел в туалетную комнату, а Виктория смотрела ему вслед, подняв брови, и лишь через минуту поняла, что это - человек из ее прошлой жизни...
– Ну, что же давайте знакомиться, - сказал он, вернувшись в купе с полотенцем на плече, посвежевший, вроде бы и выпрямившийся, помолодевший, Плахов Иван Петрович, директор школы в станице Отрадокубанской.
"Здравствуйте! Здравствуйте! дорогой учитель рисования! Сколько раз, стоя за мольбертом, в институте живописи, на эскизах в мастерской у Поля Вантэ, в Королевской академии художеств, в лучших музеях перед картинами великих фламандцев, на выставках в столицах мира, я вспоминала вас. И поняла я только много позже, что лишь любовь рождает искусство! Это через первую страсть к вашему мужскому присутствию в моей юности, я прониклась волшебством красок, я стала творцом. Лишь любовь моего Жака помогла мне одолеть пятнадцать лет учений живописи. Его самоотверженность. И теперь ваша ученица стоит с ними, с большими художниками мира, если не в одном ряду, так в одном цеху. И это - ученица простого сельского учителя рисования из станицы Темиргоевской. "
– Я буду вас рисовать, Иван Петрович! Вот увидите, я вас так нарисую!
– Узнала! Девочка!
Старый солдат сурово поглядел на женщину, сидевшую перед ней, потом обмяк и суетливо полез за полку к вешалке, одел пиджак, звякнув несколькими орденами.
– А мы наслышаны о вас.
Иван Петрович совсем стушевался и еще долго не мог успокоиться и начать беседу.
– Я вас не узнала, - призналась Виктория, - вы не сердитесь?
Он пожал плечом. Задал главный вопрос:
– Чего же сердиться. Что же ты на родину-то не возвернулась, Вика?
– Я встретила человека, которого полюбила, теперь он мой муж. У нас четверо детей!
– Эва!
– Петрович почесал в затылке, он совсем не был похож на директора художественной школы, - А я думал, может чего в лагере... Так это ж дело добре, раз так, то и предлагаю отметить встречу крепким горячительным напитком - чаем краснодарским!
Он сбегал за кипятком, торопливо поставил стаканы в подстаканниках на стол, подержался за ухо и стал спрашивать дальше.
– А вот к примеру, муж-то у тебя кто, немец?
– Бельгиец. Он был со мной вместе в лагере, только в соседнем.
– Бельгия вроде была оккупирована немцем еще до войны, до нашей. Так он служил там или сидел?
– Сидел, - Виктория улыбнулась пытливому старику, - А в основном стоял у забора и на меня смотрел, а я на него.
– А вы в Бельгии прямо так и живете? Квартиру дали? На стольких-то детей? Ты не обижайся моим расспросам, потому что нам, старикам, такое событие - с иностранкой поговорить, я теперь своей старухе как непрочитанная книга, она, рот открыв, меня слушать будет, я и бельгийка - в одном купе за чаепитием!
Вика подперла рукой щеку и любовалась этим простым открытым человеком, который не скрывал опаски своей по поводу ее жизни за границей, но слово "любовь" принимал, как пароль, открывающий все двери.
– У меня свой дом. Сначала мы с Жаком жили у его родителей, потом Жаку достался в управление салон, он парикмахер.
– О! Выходит, простой рабочий человек, - обрадовался Плахов.
– Потом муж настоял на том, чтобы я пошла учиться в институт.
– Это правильно. Это я одобряю. Толковый мужик!
– А для образования потребовались большие деньги, и тот дом, что Жак для нас построил сам, наняв рабочих...
– ...шабашников...
– да, мы продали, чтобы меня образовывать.
– Вот он весь секрет социализьма, - стукнул старичок по столу, - от каждого по способностям, каждому по труду. Хочешь, иди учись бесплатно, хочешь, не дай Бог, болей, никто тебе слова не скажет. А скоро будет вообще: от кажного по способностям, а вот уж каждому-то по нужде.
Он словно желал вызвать Викторию на спор о приемуществах социализма и капитализма, и уже заранее старался в том споре победить.
– Вот ты, к примеру, небось не работаешь?
– Работаю. Я же выучилась, Иван Петрович.
– С четырьмя-то детями, - не поверил Плахов.
– У меня своя мастерская, а с детьми помогает Жак, мой муж.
– Мужик у тебя, что надо, это мы выяснили, а как же тебе-то там приходится, работать заставляют?
– зашел он с другого бока, - или он боится твоего влияния на ребятишек?
Виктория рассмеялась.
– Детишки уж взрослые: старшему двадцать пять, младшей четырнадцать. Тут уж никто не повлияет. А работать меня не заставляют. Я сама не могу не работать, это мое призвание - призвание свыше!