Она поглядела вниз под ноги, девушки ползком пробирались в середину.

– Нюра!

Да это была Нюра, Нюра из Темиргоевской, соседка, подруженька, как же она сразу не узнала!

Нюра повзрослела, глядела так, словно комплиментов ожидала, видимо, знала о своей привлекательности. Вика была очарована ее крупными карими глазами, большим ртом, черными послушными волнами волос.

– Нюрочка! Этого же быть не может!

– Вика, подружка!
– Нюра поднялась и обняла Вику, - Как же это?

Поезд тронулся, и девушки протиснулись к окошку, чтобы лучше разглядеть друг друга, за ними пробрались Лена и Валя.

– Откуда ты? Какая гарная стала!

Нюра не ответила встречными похвалами, перекинула косу на грудь.

– А у нас состав повредился в двух местах. Подорвался на минах. Да жаль, партизанам не удалось отбить. Всех нас измучили пока до этого переезда довели, тут сутки вас дожидались!

– Давно ты из станицы? Как там наши, как вы живете, как Иван Петрович, как ребята, ну ты рассказывай, рассказывай все по порядку.

Нюра жеманно поджала губы, завела глаза.

– Ну, во-первых, того...Фашисты у кажной хате понатыкались. Пришли, собрали всех, вот значит, пособирали всех, согнали, того, в правление. Мамка моя ходила. Мужиков, того, маловато осталось, все подчепылись и на фронт въихалы. Немцы, раз, и говорят, мол, колхоз распускаемо на вси четыре стороны, но далеко не вбегаты. Вот вам, так сказаты, норма, по скольку яиц, по скольку молоку сдаваты в комендатуру. Половину скота колхозного угнали в неизвестном направении - в райцентр. Говорят, чи увезли в Германию, чи съилы. Теперь так: остатнэ скотину раздали по дворам. На всех не хватило, так тем кур отдали, того самого, телеги там всякие... А шо? Кой-кому и понравилось. Твоя бабка была б, ей бы понравилось!

– Ни тебе об этом рассуждать, - отрезала Вика и увидела, как Нюра испугалась, - Ладно, не будем об этом.

Вика слушала и огорчалась, ей очень хотелось спросить Нюру, когда она последний раз читала хоть какую книгу, но не стала обижать дорогую подружку детства.

– А наши? Кто остался? Тимоша, Жихарев, Плахов...

– Наши осталися. Ага. Жихарев возглавляет партизанский отряд. Я его один раз на огородах у Тимофея Толстого видела. Тимофей и есть теперча главный - старостой назначили его, вот. А я так думаю, что нехай будет свой. Он, правда, стал злыдней, с кнутом ходит. Свора из десяти собак за ним тыркается по дворам.

– Откуда у него столько собак?
– удивилась Вика.

– Та не, це я так. Прихлебатели, разумиишь? Так, про кого йще. Плахов? Ой, - вскрикнула Нюра, - так ты же ж ничего не знаешь! Он жеж як вы въихалы, он жеж обженился с горю. На физкультурше, помнишь? Дите уже спрацали, на фронт ушел. Они перед войной с Жихаревым друзьями закадычными стали.

Вике стало грустно, но не оттого, что ее Иван Петрович женился на той рыжей учительнице, а оттого, что из Нюриного рассказа выходило, что и правда, лишние были Сорины в станице. Мешались там. А вот уехали и даже Плахов помирился с Жихаревым, который выжил Сориных из Темиргоевской. А чувствовать себя и свою семью изгоями, ненавистым камнем преткновения: это вновь всплыло в ней и показалось невыносимым.

– Ну, а Юрка? Другие ребята?
– осторожно спросила она, - Все целы?

– Не все, - ответила Нюра и опустила длинные ресницы.
– Мы ж, того, пожениться решили.

Лена и Валя восхищенно вобрали в себя воздух:

– Ты - жениться?

– У нас многие рано выходят, мамка моя в четырнадцать замуж вышла.

– На ком, - не понимала Вика, - За кого ты замуж-то собралась?

– Да уже, видать, не выйду.

Нюра стала шлепать губами, сильно задрожала и заплакала:

– Сначала они Юру пытали. В райцентр увезли и пытали. Они хотели партизан найти и знали, что Юра знал... А Юра правда знал. Он случайно в станице задержался. Из-за меня. А они его и захватили.

– Родной отец?
– вдруг спросила Вика, - Тимофей-то?

– Что ты? Что ты? Сказылась! Тимофей тут ни при чем. Война.

Она обмякла, зарделась, стала утираться. Потом оглядываться стала, ища своих землячек, но те были в дальнем углу вагона. Вагон качнуло, и Нюра упала на грудь Вики.

– Ну, хватит, хватит.

– Теперь продадут в рабство...
– всхлипнула Нюра.

В вагоне стало тихо. Все прислушивались, это была первая информация. Все, как одна, почувствовали, что Нюра что-то знает.

– В какое рабство?
– спросила Лена, - Говори, что слышала?

Нюра обернулась и заговорчески стала рассказывать.

– Когда нас везли в райцентр, полицаи все шутковали: продатут в рабство, продатут в рабство. Мамка моя пол дороги бегла за телегами. Нас ведь много забрали, да в разные составы запихнули.