Римма, выпив, снова разгорелась было, но от вопросов Турецкого быстро поскучнела. Стала рассказывать.

О «товарищах» из ФАПСИ Александру Борисовичу в общих чертах уже было известно. Так что Римма просто подтвердила сам факт их пребывания в институте и обнажила суть их интереса, проснувшегося, ни много ни мало, через три месяца после кражи. Это уже должно о чем-то говорить. Но настоящим открытием для Турецкого стала случайно брошенная ею фраза:

– Эти хоть вели себя пристойно…

– А что, были и другие? – осторожно спросил Турецкий, чувствуя, как стало вдруг горячо. То все тепло да тепло, а тут будто пламя полыхнуло.

Еще одна рюмочка и новая чашка кофе для Риммы пришлись как нельзя кстати. Сам Александр Борисович ограничился кофе.

Словно ощутив заново былой страх, Римма, со страстью подлинного художника, с такой яркостью изобразила картину посещения ее бандитами, что Турецкий восхитился и памятью ее, и темпераментом.

– Давайте еще раз: как они выглядели?

Лучше других у нее получился портрет главного, одетого как все московские «качки» – куртка, цепи, желтые зубы, отсутствие шеи, прижатые к черепу уши и прочее. Низкий, хриплый голос, жующая нижняя челюсть. Но речь – без мата, хотя очень грубая и жесткая. Одно ругательство всего и прозвучало: сука, но к кому оно относилось – к ней или Игорю Махову – она не поняла. Речь-то ведь шла главным образом о нем. Где живет, с кем, где работает и так далее. А она знала не больше всех остальных.

– Какого числа это произошло?

«Странно, – думал Турецкий, – кадровик показался человеком честным. И если он не упомянул новых посетителей, значит, их и не было у него? Или все же приходили, но настращали, подобно Римме? Нет, – решил Турецкий, – такое вряд ли возможно. Одно дело, когда к тебе являются домой трое громил в цепях и золотых браслетах, а совсем другое – в учреждение. Да их бы охрана не пропустила. Хотя, если судить по той бабке…»

– А произошло это… сейчас скажу… девятнадцатого числа. Двадцатого у нас получка, а это было накануне. Вечером. Представляете, Саша, какого я ужаса натерпелась? – Римма снова умело округлила глаза, видно, это была у нее «коронка», сильный прием. Кто ж выдержит? Обязательно тут же ринется защищать несчастную девочку! Всеми доступными способами. А их ох как много!

– Представляю, – совсем уже потеплевшим голосом сознался Турецкий. – И?

– Что – "и"?!

– Ну, вы же все им выложили? Так я понимаю?

– А что бы вы сделали на моем месте? Когда трое… таких? Вы бы, Саша, посмотрели мою однокомнатную квартирку и все поняли: где я и кто – они!

Намек был более чем прозрачен. Вообще-то Римма к себе домой мужчин не водила: для этого были подруги с их квартирами. Своя же для нее была табу. Турецкий, не подозревая о том, оказался первым, кто удостоился подобной чести. Но он этого не знал и отнесся правильно к сказанному якобы случайно.

– Заманчиво, конечно.

– Что именно? – удивленно вскинула брови Римма.

– Взглянуть на квартирку. И сопоставить, – улыбнулся Турецкий. – Когда прикажете?

– Ох, мужчины! – завлекающе протянула Римма. – Слова им не скажи, на лету хватают и сразу по-своему.

– Это очень плохо?

– Смотря для кого, – ненароком вздохнула Римма. И Турецкий понял, что фактически получил приглашение. Дело оставалось за малым.

– Тогда у меня имеется к вам встречное предложение. Позвоните к себе на работу и скажите, если у вас нет сегодня неотложных дел, что я вас вызвал в Генпрокуратуру. Есть несколько вопросов. Повестку я вам, естественно, вручу, прямо у себя в кабинете. А мы поедем ко мне, на Большую Дмитровку, посмотрите, как «важняки» работают. А заодно мы с вами попробуем создать фоторобот вашего «быка» и уточним кое-что. А после этого я обязуюсь лично доставить вас прямо на вашу квартирку. Если вы не возражаете.

– А у вас там надолго? – Это единственное, что ее волновало в данный момент.

– Все будет зависеть от нас.

– Тогда поехали! – решительно заявила она. – Только я забегу на минутку и возьму свою сумочку. А заодно и предупрежу, что сегодня уже не вернусь.

– Отлично. Жду вас возле машины…

Вечер сулил неожиданное приключение. Но ехать Александр Борисович в последнюю минуту решил не к себе в Генпрокуратуру, а на Петровку, 38, в МУР, к Славе Грязнову. Может, и не надо будет создавать фоторобот, достаточно девочке показать коллекцию крутых московских уголовников, и она опознает того, кто был со своей охраной у нее дома. Вечером – у нее, а уже ночью они пытали тех парней. Похоже на правду.

И показания ее можно будет записать. А потом… Потом, как камень ляжет. Приглашение он, во всяком случае, уже получил. Грех не воспользоваться. Такого бы и Грязнов не понял.

Пока Римма бегала отпрашиваться, Турецкий позвонил по мобильному телефону на Петровку и сказал Славе, что в течение получаса с небольшим подъедет с одной свидетельницей по очень важному делу. Грязнов отреагировал с присущей ему ехидцей:

– Что, опять негде?

– Славка, как ты можешь! – деланно возмутился Турецкий.