–  Ты в самом деле хочешь знать?

–  Я все еще словно в кошмаре. Так не может продолжаться. Ты должен мне помочь.

Раз она хочет… Впрочем, мне понятно ее желание…

–  Ты помнишь тот роман, который я начал писать накануне твоего отъезда?

–  Да. Однажды вечером с парохода сошел на берег в Дьеппе какой-то человек.

–  Он бродил в тумане по городу, а я все думал, что он станет делать дальше.

–  Помню, это был лицейский учитель.

–  Ну так вот, то был не учитель, а сумасшедший. Еще был обманутый муж в поисках хитроумной мести, муж, который хотел убить, не совершая преступления сам. То был я!

Она хмурит брови. Выдумка и реальность - все смешалось в ее голове. Придется объяснить попроще.

–  Ну, скажем, этот роман, сюжет которого я безуспешно замышлял, стал, если хочешь, для меня явью. Бродивший в тумане безумец нашел пристанище здесь в тот самый вечер, накануне твоего отъезда. Ты спала. В какой-то момент я узнал пришельца - я видел его фотографию в газете. И вдруг меня озарило! Вот она, моя месть! Невероятная месть интеллигента, который хочет убить, не пачкая рук!

–  Не понимаю, - говорит Пюс.

Конечно, она все еще не понимает. Подхожу к письменному столу, достаю папку, в которую вложил тридцать пять страниц, содержащих план моего романа, и читаю вслух некоторые строчки.

–  "…Теперь дом погрузился в тишину. Он думал об этом безумце, который спал рядом, в соседней комнате, и вдруг грандиозная и чудовищная мысль осенила его: он совершит небывалое преступление, с подставным преступником! Достаточно утратившему память бедняге вдохнуть собственную страсть, внушить ему свою смертельную ревность. Для этого понадобится лишь чемодан и несколько предметов."

Я прерываю чтение и протягиваю папку Пюс.

–  Возьми! Если у тебя хватит терпения прочесть эти страницы, ты узнаешь все в подробностях.

Она бросает на меня испепеляющий взгляд, выхватывает из моих рук папку и принимается за чтение. Вижу, как меняется ее лицо, становясь землистого цвета.

Она доходит до слова "конец" и слегка приподнимает голову, блуждая взглядом по комнате.

–  Тебе не нравится мой роман?
– осторожно спрашиваю я.

–  Это чудовищно. То, что ты сделал, чудовищно, - вяло произносит Пюс.

–  На этот счет нет никаких сомнений. Единственное, что надо установить, есть ли у меня смягчающие вину обстоятельства.

Она смотрит на меня с отвращением.

–  В доме находится убитый тобой человек, ибо его убил ты, тебе-то это известно, не так ли?

–  Разумеется!

–  А ты уже раздумываешь о смягчающих вину обстоятельствах!

–  Да я думаю вовсе не о судебном процессе, а о том представлении, которое складывается у тебя обо мне. И говорю себе, что все-таки загадка разрешена не до конца. Так ли уж мы уверены, что знаем истинного убийцу Поля Дамьена?

–  Но ты только что сам признался!

–  Да, конечно, в определенной мере, вложив оружие в руку безумца, я убил Поля Дамьена. Но если подумать хорошенько, не ты ли, Франсуаза, его настоящая убийца.

–  Как ты можешь говорить такое?!

–  Та, из-за которой все началось… Измена, Франсуаза, измена - источник всех преступлений!

Она вздрагивает, как от удара, потом встает, принимается ходить по комнате, словно в поисках выхода и, сама того не замечая, ломать пальцы.

–  Ты говоришь ерунду!
– тихо произносит она.

–  Вовсе нет. То, что я говорю, вполне разумно. Конечно, я воспламенил рассудок этого несчастного безумца, но не ты ли сама, обманывая меня, разожгла пожар? Я отбросил от себя обжигающий меня факел, я кинул его этому заледеневшему человеку, искавшему во мраке костер.

До меня доносится ее громкий смех. Он звучит как издевка:

–  Ты все пишешь свой роман, Луи! Ты словно диктуешь текст, вовсю разливаешься, произносишь круглые фразы! Литература - как это просто, как удобно! В доме - мертвец, и ты его уже бальзамируешь! Или, вернее, поливаешь духами себя, чтобы не чувствовать запаха преступления!

Ее снова, как только что перед этим, пронизывает дрожь, и она разражается рыданиями.

–  Этот запах внушает мне ужас, это зловоние отравляет весь дом! Наш дом!

Этого она могла бы не говорить. Я вскакиваю с места.

–  "Наш дом"!
– повторяю я в бешенстве.
– Что-то слишком поздно ты о нем вспомнила!

И тут я ускоряю развязку. Делаю то, что намеревался сделать, когда все задумал. Подхожу к телефону, снимаю трубку, набираю номер.

–  Что ты делаешь?
– спрашивает обеспокоенно Пюс.