Гарри чувствовал, как у него в груди билось сердце. Как странно, что на пороге смерти, оно упрямо перекачивало кровь, отважно сохраняя в нём жизнь. Но ему суждено было остановиться, и довольно скоро. Оставшиеся удары были уже сочтены. Сколько потребуется времени, чтобы подняться, пройтись в последний раз по замку и дойти до леса?

Ужас охватил его, пока он лежал на полу с похоронной барабанной дробью в груди. Больно ли будет умирать? Каждый раз ожидая, что это вот-вот произойдёт, и ускользая, он никогда по-настоящему не задумывался над этим: его воля к жизни была всегда сильнее страха смерти. Однако, теперь ему даже не пришло в голову спастись, избежать встречи с Волдемортом. Всё было кончено, Гарри знал это, осталось лишь одно - умереть.

Если бы он только мог погибнуть той летней ночью, когда он покинул дом номер четыре по Привит Драйв и его спала палочка с пером благородного феникса! Если бы он только мог умереть, как Хедвиг, так быстро, чтобы даже не успел понять, как это произошло! Или, если бы он только мог встать под палочку, спасая любимого человека… Сейчас он завидовал даже смерти своих родителей. Эта хладнокровная прогулка к собственной гибели требовала мужества особого вида. Гарри почуствовал дрожь в пальцах и попытался унять её, хотя его никто не видел: все портреты на стенах были пусты.

Медленно, очень медленно он сел и ощутил себя ещё более живым, осознавая своё собственное живое тело больше, чем когда-либо прежде. Почему он никогда не ценил, что за чудо - его тело: мозги, нервы и бьющееся сердце? Все это уйдёт… или, по крайней мере, он уйдут от это. Его дыхание стало медленным и глубоким, во рту и в горле пересохло, сухими были и глаза.

Предательство Дамблдора почти ничего не значило. Конечно же, всё это было частью большого плана, просто Гарри был слишком глуп, чтобы видеть, он понимал это сейчас. Он никогда не сомневался в том, что Дамблдор хотел, чтобы он жил. Но теперь Гарри знал, что продолжительность его жизни всегда определялась тем, сколько времени займёт уничтожение всех Хоркруксов. Дамблдор передал Гарри это дело, и Гарри послушно продолжил обрывать все связи с жизнью не только Волдеморта, но и свои! Как ловко, как изящно - не тратить в пустую другие жизни, а поручить опасное задание мальчику, который уже был отмечен на убой, и чья смерть будет не катастрофой, а очередным ударом по Волдеморту.

Приложив не мало усилий,чтобы понять Гарри, знал ли Дамблдор, что тот не отступит, что продолжит идти до конца, даже не смотря на то, что это ЕГО конец? Дамблдор знал, как знал и Вололдеморт, что Гарри больше не позволит никому умирать ради него теперь, когда он обнаружил, что в его власти остановить это. Образы Фреда, Люпина и Тонкс, лежащих мёртвыми в Большом Зале, предстали перед его мысленным взором, и какое-то мгновенье он едва мог дышать. Смерть была нетерпелива…

Но Дамблдор переоценил его. Гарри подвёл: змея выжила. Один хоркрус останется связывать Волдеморта с землей, даже после того, как Гарри будет убит. Что ж, это будет означать для кого-то более легкую работу. Гарри задался вопросом, кто же сделает это… Ну конечно, Рон и Гермиона знают, что надо сделать… Вот почему Дамблдор хотел, чтобы Гарри доверился двум другим… чтобы, если Гарри выполнит свое истинное предназначение немного раньше, они могли продолжить…

Подобно дождю на холодном окне, эти мысли барабанили по твердой поверхности непреложной истины, которая заключалсь в том, что Гарри должен умереть. Я должен умереть. Это должно закончиться.

Гарри казалось, что Рон и Гермиона где-то далеко-далеко, в другой стране; он чувствовал, будто расстался с ними давным-давно. Он точно знал, что не будет никаких прощаний и объяснений. Они не могли отправиться вместе с ним в это путешествие, а все попытки остановить его будут лишь пустой тратой драгоценного времени. Он посмотрел на потертые золотые часы, которые он получил на семнадцатилетие. Прошла почти половина часа, отведенного Волдемортом для его сдачи.

Гарри встал. Его сердце билось о ребра, словно испуганная птица. Возможно оно знало, как мало времени ему осталось, возможно оно решило отсчитать удары целой жизни перед самым концом. Гарри не оглянулся назад, закрывая дверь кабинета.

Замок был пуст. Шагая по нему в одиночестве, Гарри чувствовал себя привидением, словно он уже давно умер. Люди с портретов все еще отсутствовали в рамах; замок погрузился в жуткое безмолвие, как будто вся его оставшаяся жизненная сила была сконцентрирована в Большом Зале, переполненном мертвыми и скорбящими.

Гарри натянул Мантию-Невидимку и начал спускаться по этажам до последней мраморной лестницы, ведущей в вестибюль. Возможно, какая-то крошечная часть Гарри надеялась, что его почувствуют, заметят, остановят, но Мантия была, как всегда, непроницаема, совершенна, и он легко достиг парадного входа.

Тут в него чуть не врезался Невилл. Он был одним из двоих, несущих со двора тело. Гарри поглядел вниз и почувствовал тупой удар в животе: Колин Криви. Хотя он и был несовершеннолетним, но, наверное, пробрался в замок, как это сделали Малфой, Крэбб и Гойл. В смерти он казался совсем крошечным.

–  Знаешь, Невил? Я справлюсь сам, - сказал Оливер Вуд, перекинул тело через плечо и понес его в Большой Зал.

Невилл на мгновение прислонился к дверному косяку и вытер лоб тыльной стороной ладони. Он казался постаревшим. Затем он снова отправился в темноту, чтобы забрать тела остальных.

Гарри бросил взгляд на вход Большого Зала. Люди двигались, стараясь подбодрить друг друга, пили, стояли на коленях около мертвых, но Гарри не увидел никого из тех, кого он любил, ни одного намёка на Гермиону, Рона, Джинни, никого из других Уизли, Луну. Ему казалось, что он готов отдать все оставшееся время, лишь бы увидеть их в последний раз; но тогда хватило бы ему сил прекратить смотреть? Лучше уж так.