–  Ах ты, уродина!
– прорычал я и тряхнул клетку.
– Неблагодарная скотина!

Я еще разок тряхнул ее. Паучиха крепко обхватила лапами прутья. Тут я совсем озверел, стал раскачивать клетку взад-вперед. Пусть и ей тоже будет плохо!

Дальше я придумал крутить клетку по кругу. Я ругал паучиху, обзывал ее всеми плохими словами, какие знал. Я хотел, чтоб она сдохла.

Я проклинал тот день, когда увидел ее. Я ругал себя за то, что у меня не хватает смелости достать ее из клетки и расплющить.

Наконец я уже так разозлился, что со всей силы швырнул клетку, не глядя куда. К моему ужасу, клетка, описав дугу, вылетела прямо в окно.

Я метнулся за ней. Мне стало страшно: вдруг клетка ударится о землю и разобьется. А если врачи сами не придумают, как вылечить Стива, то им нужна будет мадам Окта: они изучат ее и помогут Стиву. Но если она убежит…

Я бросился к окну, зная, что не успею поймать клетку, но надеясь, что смогу хотя бы проследить, куда она упадет. Я глядел, как она летит вниз, и молил Бога, чтоб она не разбилась. Казалось, клетка падает целую вечность.

И вдруг, когда до земли оставалось совсем чуть-чуть, из темноты появилась рука и схватила клетку.

Рука?

Я высунулся из окна. Было уже совсем темно, и сначала я не мог разглядеть, кто там внизу, но потом человек вышел из тени, и я его узнал.

Сначала я увидел морщинистую руку, поймавшую клетку. Затем длинный красный плащ. Коротко стриженные оранжевые волосы. Длинный безобразный шрам. И наконец, острые зубы.

Это был Мистер Джутинг. Вампир.

И он мне улыбался!

Я уже ждал, что он превратится в летучую мышь и подлетит к окну, но мистер Джутинг только потряс легонько клетку, видимо, хотел убедиться, что с мадам Октой все в порядке.

А потом, все так же улыбаясь, он развернулся и пошел прочь. Через несколько секунд он исчез в темноте.

Я закрыл окно и нырнул в постель. В голове у меня роились тучи вопросов. Давно он стоял под окном? Раз он знал, где мадам Окта, то почему не забрал ее сам? Мне казалось, он должен быть в ярости, а он улыбался. Почему он не откусил мне голову, как говорил Стив?

О сне не могло быть и речи. Теперь мне было страшнее, чем в ту ночь, когда я украл паучиху. Тогда я хоть мог утешать себя тем, что он не знает меня, а значит, не найдет.

Надо сказать папе. Ведь вампир нашел наш дом, и у него есть причина сердиться на нас.

Папа должен об этом знать. Надо его предупредить, чтобы он успел приготовиться. Но…

Он мне не поверит. Особенно теперь, когда у меня нет мадам Окты. Я представил, как пытаюсь убедить его, что вампиры на самом деле существуют, а один из них только что стоял у нашего дома и в любой момент может вернуться. Папа решит, что я сошел с ума.

На рассвете, когда стало ясно, что вампир не вернется до заката, мне удалось немного поспать. Спал я плохо, но проснулся со свежей головой и соображать стал гораздо лучше. Теперь я понял: бояться нечего. Если бы вампир хотел меня убить, он мог бы это сделать вчера вечером, когда я его не ожидал. Но почему-то он не захотел меня убивать, по крайней мере сейчас.

Перестав волноваться из-за вампира, я вспомнил о Стиве и задумался над своим главным вопросом: сказать правду или нет? Мама провела ночь в больнице. Она присматривала за миссис Леонард, звонила друзьям и соседям, рассказывала про Стива. Будь она дома, я бы ей все рассказал, но признаться во вранье отцу было страшно.

Воскресенье началось печально. Папа пожарил на завтрак яичницу с колбасой. Она, как всегда, подгорела, но мы не жаловались. Я проглотил все, почти не жуя. И не потому, что я проголодался. Просто я хотел показать, что это обычное воскресенье.

Как раз когда мы заканчивали завтрак, позвонила мама. Папа долго с ней разговаривал, вернее, говорила она, а он только кивал и что-то бурчал. Мы с Энни замерли, надеясь услышать, что говорит мама. Наконец папа повесил трубку и вернулся к столу.

–  Как он?
– спросил я.

–  Плохо, - ответил папа.
– Доктора не знают, как его лечить. Энни была права: это яд. Но какой-то неизвестный. Врачи послали запрос в другие больницы. Может быть, там кто-нибудь знает, что это за яд. Но… - Он покачал головой.

–  Он умрет?
– тихо спросила Энни.

–  Может быть, - честно ответил отец.

Я был рад, что он так сказал. Слишком часто в самый важный момент взрослые врут детям. И мне кажется, про смерть надо говорить правду.