Шрифт:
— Я удовольствуюсь твоимъ чекомъ. Чековая книжка всегда при теб.
— Мы видлись днемъ. Почему ты меня не предупредилъ?
— Потому что самъ еще не зналъ, что сегодня понадобятся.
Симеонъ слъ къ письменному столу и, подпершись правою рукою, долго и угрюмо молчалъ, барабаня пальцами лвой по бювару. Викторъ, такой же угрюмый и стройный въ черной блуз своей, ждалъ спокойный, холодный и увренный. Что-то солдатское, неуступчивое появилось въ его лиц и фигур, и Симеонъ видлъ это, и это раздражало Симеона.
— Нтъ, Викторъ, я не дамъ теб денегъ, — сухо отрзалъ онъ, наконецъ.
— Вотъ какъ? — равнодушно, безъ всякаго удивленія, безъ искры въ глазахъ, сказалъ Викторъ.
— Во-первыхъ, расчеты между нами еще не кончены…
— Неправда, — остановилъ Викторъ. — Моя доля въ наслдств опредлена завщаніемъ. Мой долгъ теб подсчитанъ. Потрудись выдать разницу.
Симеонъ тонко посмотрлъ на брата и погрозилъ ему пальцемъ.
— Викторъ! Деньги теб не для себя нужны.
— Это тебя нисколько не касается.
— Какъ не касается! Какъ не касается! Выбросить вдругъ ни съ того, ни съ сего изъ своего кармана этакую сумму на руки мальчику, который, чортъ знаетъ, куда ихъ упрочить…
— Хотя бы я ихъ въ печи сжегъ, он мои, и ты обязанъ выдать мн ихъ по первому моему требованію.
— Нтъ! — рзко оборвалъ Симеонъ. Викторъ смотрлъ на него, въ упоръ, большими темносиними глазами.
— Странно! — подумалъ Симеонъ, — впервые замчаю, что онъ глазами на Епистимію похожъ…
И эта мысль, напомнивъ ему унизительную, оскорбительную зависимость, въ которой онъ находился, вызвала въ немъ нервную дрожь.
— Нтъ, — повторилъ онъ. — Нисколько я не обязанъ. Нтъ.
— Почему?
Симеонъ принялъ особенно значительный и твердый видъ и отвтилъ, раздльно скандуя слоги:
— Потому что я чую запахъ преступленія.
Презрительная складка мелькнула и исчезла на тонкихъ губахъ Виктора.
— Милая ищейка, на этотъ разъ ты бжишь по ложному слду.
— Сказать все можно! — пробормоталъ Симеонъ.
— Ты слыхалъ когда-нибудь, чтобы я лгалъ? — спокойно возразилъ Викторъ.
Симеонъ раздражился.
— Ахъ, вс вы, вотъ этакіе, сами по себ, ходячая правда, души, растворенныя настежь. Но чуть «Партія велла», — кончено: глаза, — подъ непроницаемою дымкою дисциплины, слова — на всъ и ничего въ нихъ понять нельзя,
— Партія мн, покуда, ничего не велла, — равнодушно отвчалъ Викторъ.
— Тогда — для чего теб деньги?
— Ты не имешь никакого права требовать отъ меня отчета.
— Я не требую, a прошу, — смягчилъ Симеонъ тонъ свой, — и не отчета, но отвта… И ты ошибаешься: имю право. Потому что ты требуешь деньги свои необыкновенно, оскорбляя меня подозрительною поспшностью, точно он въ рукахъ y вора. Между порядочными людьми должна быть деликатность взаимнаго доврія.
Викторъ выслушалъ слова эти, провряя мысленно ихъ логическое теченіе, и он ему понравились.
— Хорошо, — сказалъ онъ. — Я объясню, пожалуй. Хотя не обязанъ, но объясню. Но умй молчать.
Симеонъ гордо выпрямилъ стройный станъ свой.
— Ты говоришь съ Симеономъ Сарай-Бермятовымъ.
— Я долженъ немедленно… внести залогъ за арестованнаго товарища.
— Всю-то сумму?
— Вроятно, всю.
— Хорошъ, должно быть, гусекъ попался! — протяжно произнесъ Симеонъ.
A Викторъ объяснялъ:
— Онъ попался подъ ложнымъ именемъ на пустомъ дл. Его необходимо выкупить, во что бы то ни стало, прежде, чмъ жандармы напали на слдъ, кого они сцапали.
— A если догадаются?
— Вислица, — коротко сказалъ Викторъ.
Симеонъ съ шумомъ оттолкнулъ бюваръ и всталъ съ порывистымъ жестомъ негодованія.
— И ты воображаешь, что я выдамъ теб хоть копйку? — рзко почти прикрикнулъ онъ. Разв ты не знаешь моихъ политическихъ взглядовъ?
На этотъ разъ искорки въ глазахъ Виктора зажглись.
— Такихъ политическихъ взглядовъ, чтобы чужія деньги присваивать, до сихъ поръ за тобою не зналъ.
Симеонъ бросалъ ему быстрыя, готовыя фразы, которыми не столько его, сколько самъ себя убждалъ:
— Когда я увренъ, что деньги пойдутъ на преступленіе? Когда ты собираешься выкрасть какого то отчаяннаго злодя? Ни за что. Задержать твои деньги — теперь моя гражданская обязанность. Если бы я отдалъ ихъ теб, то сталъ бы соучастникомъ твоихъ замысловъ.
— Оставь мои замыслы и подай мои деньги.