–  Кайт. Они с Сатипи… - Ренисенб замолчала.

–  А ты… Ты хочешь мыслить самостоятельно?

–  Мыслить? Я не умею мыслить, Хори! У меня в голове все перепуталось. Я перестала понимать людей. Все оказались вовсе не такими, какими я их считала. Сатипи, по моему мнению, всегда была храброй, решительной, властной. А теперь она покорная, неуверенная, даже робкая. Какая же она на самом деле? За один день человек не может так измениться.

–  За один день? Нет, не может.

–  А кроткая, мирная, бессловесная Кайт вдруг принялась нас всех учить! Даже Себек, по-моему, теперь ее боится. Яхмос, и тот сделался другим - он отдает распоряжения и требует, чтобы его слушались!

–  И все это сбивает тебя с толку, Ренисенб?

–  Да. Потому что я не понимаю. Порой мне приходит в голову, что даже Хенет может оказаться на самом деле совсем не той, какой я привыкла ее считать.

И Ренисенб засмеялась - таким вздором ей представились ее собственные слова. Но Хори даже не улыбнулся. Его лицо было серьезно.

–  Ты раньше мало задумывалась о других людях, верно, Ренисенб? Потому что, если бы задумывалась, ты бы поняла… - Он помолчал, а затем продолжал: - Ты замечала, что во всех гробницах всегда есть ложная дверь?

–  Да, конечно.
– Ренисенб не сводила с него глаз.

–  Вот так и люди. Они создают о себе ложное представление, чтобы обмануть окружающих. Если человек сознает собственную слабость, неумелость и беспомощность, он прикрывается таким внушительным заслоном самонадеянности, хвастовства и мнимой твердости, что спустя время сам начинает верить в свои силы. Считает себя, а за ним и все считают его человеком значительным и волевым. Но как за поддельной дверью гробницы, за этим заслоном, Ренисенб, ничего нет… Поэтому только когда обстоятельства жизни вынуждают его, он обнаруживает свою истинную сущность. Покорность и кротость Кайт принесли ей все, чего она хотела: мужа и детей. Ей жилось легче, если все считали ее недалекой. Но когда ей стала угрожать действительная опасность, проявился ее настоящий характер. Она не изменилась, Ренисенб. Сила и жестокость всегда были в ней.

–  Но мне это не нравится, Хори, - по-детски пожаловалась Ренисенб.
– Мне страшно. Все стали совсем не такими, какими я привыкла их видеть. Почему же я осталась прежней?

–  Разве?
– улыбнулся ей Хори.
– Тогда почему ты часами сидишь здесь, нахмурив лоб, думаешь, терзаешься сомнениями? Разве прежняя Ренисенб, та, что уехала с Хеем, так поступала?

–  Нет. Ей не было нужды… - Ренисенб умолкла.

–  Вот видишь, ты сама ответила на свой вопрос! Нужда - вот что заставляет человека меняться. Ты перестала быть той счастливой, бездумной девочкой, которая принимала все происходящее на веру и мыслила так же, как все остальные на женской половине дома. Ты Ренисенб, которая хочет жить своим умом, которая размышляет о том, что представляют собой другие люди…

–  Я все время думаю о Нофрет и удивляюсь, - медленно произнесла Ренисенб.

–  Что же тебя удивляет?

–  Почему я никак не могу забыть про нее… Она была плохой, жестокой, старалась обидеть нас, и она умерла. Почему я не могу на этом успокоиться?

–  А ты и вправду не можешь?

–  Не могу. Стараюсь, но… - Ренисенб умолкла и растерянно провела рукой по лицу.
– Порой мне кажется, что я хорошо знаю Нофрет, Хори.

–  Знаешь? Что ты хочешь этим сказать?

–  Не могу объяснить. Но время от времени мне представляется, будто она где-то рядом, мне кажется, что я - это она, что я понимаю, какие чувства она испытывала. Она была очень несчастна. Хори, теперь я это знаю. Ей и хотелось причинить всем нам зло только потому, что она была так несчастна.

–  Ты не можешь этого знать, Ренисенб.

–  Знать я, конечно, не могу, но я это чувствую. Страдание, горечь, черную ненависть - все это я однажды прочла на ее лице и не поняла! Она, наверное, кого-то любила, но потом что-то произошло… Быть может, он умер… или уехал, что и сделало ее такой… Породило желание причинять другим боль, ранить. Говори, что хочешь, но я чувствую, что все было именно так. Когда она стала наложницей старика, моего отца, и приехала сюда, а мы ее невзлюбили, она решила сделать и нас такими же несчастными, какой была сама… Да, именно так все это было!

Хори с любопытством смотрел на нее.

–  Как уверенно ты рассуждаешь, Ренисенб. А ведь ты едва знала Нофрет.

–  Но я чувствую, что это правда, Хори. Я ощущаю себя ею, Нофрет.

–  Понятно.

Наступило молчание. Уже совсем стемнело.

–  Тебе кажется, что смерть Нофрет не была несчастным случаем?
– тихо спросил Хори.
– По-твоему, ее сбросили со скалы?

Ренисенб всю передернуло, когда она услышала собственную мысль из уст Хори.

–  Нет, нет, не говори так!

–  По-моему, Ренисенб, раз эта мысль не выходит у тебя из головы, может, лучше произнести ее вслух? Ты ведь думаешь так, правда?

–  Я?.. Да!

Хори помолчал.

–  И ты считаешь, что это сделал Себек?
– спросил он.

–  А кто же еще? Помнишь, как он расправился со змеей? И помнишь, что он сказал в тот день, в день ее смерти, перед тем, как бежал из главного зала?

–  Да, я помню, что он сказал. Но не всегда поступки совершают те, у кого длиннее язык.

–  Ты думаешь, что ее убили?