–  Подойди ко мне, Ренисенб, дочь моя.

Она подбежала к отцу, и он обнял ее.

–  Отец, что они говорят?

–  Что у Яхмоса еще есть надежда, - глухо отозвался он.
– А Себек… Тебе известно про Себека?

–  Да, да. Разве ты не слышишь причитаний?

–  Он умер на рассвете, - сказал Имхотеп.
– Себек, мой сильный и красивый сын.
– Голос его прервался, он умолк.

–  О, какой ужас! И ничего нельзя было сделать?

–  Было сделано все что можно. Ему давали снадобья, чтобы рвотой исторгнуть яд. Поили соком целебных трав. Его обложили священными амулетами и читали над ним всесильные заклинания. И все бесполезно. Мерсу искусный лекарь. Если он не мог спасти моего сына, значит, на то была воля богов.

Голос жреца-лекаря оборвался на высокой заключительной ноте заклинания, и он появился, отирая пот со лба.

–  Ну?
– бросился к нему Имхотеп.

–  Милостью Исиды твой сын остался в живых, - торжественно провозгласил лекарь.
– Он еще слаб, но опасность миновала. Власть зла слабеет.

И продолжал обыденным тоном:

–  К счастью, Яхмос выпил гораздо меньше отравленного вина, чем Себек. Он отпивал по глотку, а Себек, по-видимому, опрокинул в себя не один ковш.

–  Вот и тут сказалась разница между братьями, - печально проговорил Имхотеп.
– Яхмос робкий, осторожный, медлительный, он никогда не спешит, даже когда ест и пьет. А Себек, расточительный и щедрый, ни в чем не знал меры и, увы, поступал опрометчиво.

И настойчиво переспросил:

–  А в вине на самом деле был яд?

–  Нет никаких сомнений, Имхотеп. Мои молодые помощники дали допить остатки вина животным, и те подохли, кто раньше, кто позже.

–  А как же я? Я пил это же вино часом раньше, и ничего не случилось.

–  Значит, тогда в нем еще не было отравы. Яд всыпали позже.

Имхотеп ударил кулаком одной руки по ладони другой.

–  Здесь у меня в доме, - заявил он, ни одна живая душа не осмелилась бы отравить моих сыновей. Такого не может быть. Ни одна живая душа, говорю я!

Мерсу чуть наклонил голову. Лицо его было непроницаемо.

–  Об этом судить тебе, Имхотеп.

Имхотеп стоял, нервно почесывая за ухом.

–  Я хочу, чтобы ты послушал одну историю, - вдруг сказал он.

Он хлопнул в ладоши и, когда вбежал слуга, приказал:

–  Приведи сюда пастуха.

И, обратившись к Мерсу, объяснил:

–  Этот мальчишка немного не в себе. Он с трудом понимает, что ему говорят, и порой плетет нечто несуразное. Но глаза у него есть, и видит он хорошо. Он всей душой предан моему сыну Яхмосу, который добр к нему и терпим к его недостаткам.

Вошел слуга, таща за руку худого темнокожего мальчишку с раскосыми глазами и напуганным, бессмысленным лицом. На пастухе, кроме короткого передника, ничего не было.

–  Говори, - приказал Имхотеп.
– Повтори то, что ты мне только что рассказал.

Мальчишка стоял повесив голову и теребил свой передник.

–  Говори, - крикнул Имхотеп.

Опираясь на палку и прихрамывая, в зал вошла Иза. Она вгляделась в присутствующих тусклыми глазами.

–  Ты пугаешь ребенка. Ренисенб, возьми-ка у меня сушеную ююбу, дай ее мальчишке. А ты, дитя, расскажи нам, что ты видел.

Мальчик посмотрел на Изу, потом на Ренисенб.

–  Вчера, когда ты заглянул во двор, ты увидел… - решила помочь ему Иза.
– Что ты увидел?

Но мальчишка отвел глаза в сторону и, покачав головой, пробормотал:

–  Где мой господин Яхмос?

–  Твой господин Яхмос желает, чтобы ты поведал нам свою историю, - произнес жрец ласковым, но властным тоном.
– Не бойся. Никто тебя не обидит.

Лицо мальчика стало осмысленным.

–  Господин Яхмос всегда милостив ко мне, а потому я выполню его желание.

И снова замолчал. Имхотеп хотел было опять прикрикнуть на него, но, встретив взгляд лекаря, сдержался.

И вдруг мальчишка затараторил, волнуясь, глотая слова, оглядываясь по сторонам, словно боялся, что его услышит кто-то невидимый.

–  С палкой в руках я гнался за осликом, которому покровительствует Сет28 и который вечно проказничает. Он вбежал в ворота, что ведут во двор, и когда я заглянул туда, то увидел дом. На галерее никого не было, но стоял сосуд с вином. А потом из дома на галерею вышла женщина, одна из хозяек дома. Она подошла к сосуду с вином, подержала над ним руки и потом… потом, наверное, скрылась в доме. Не знаю точно, потому что я услышал шаги, повернулся и увидел, что господин Яхмос возвращается с полей. Я опять начал искать ослика, а господин Яхмос вошел во двор.

–  И ты не предупредил его!
– гневно воскликнул Имхотеп.
– Ты ничего ему не сказал!

–  Откуда мне было знать, что затевается что-то дурное?
– закричал мальчишка.
– Я видел только, что госпожа стояла, держала руки над сосудом с вином и улыбалась… Больше я ничего не видел…

–  Мальчик, кто была эта госпожа?
– спросил жрец.

Мальчишка покачал головой, на его лице снова появилось выражение тупой безучастности.

–  Не знаю. Должно быть, кто-то из хозяек этого дома. Я их не знаю. Мое стадо пасется в самом дальнем конце владений. На ней было платье из беленого холста.