— Вот так! — произнёс я, стоя над телами. — Последним смеётся тот, кто метче стреляет!

Обшаривать мёртвых я не спешил, ожидая, пока затянутся мои раны. Последние стали явно напоминать о себе, когда возбуждение схватки немного отпустило. И спина и бедро покалывали и вызывали страшное желание почесаться. Немного постояв, я осторожно наклонился к мёртвому эльфу и взял фляжку из его руки. Ещё раз плеснув лимэль на дырку в спине, я поднёс её к ране на ноге и обомлел — кожа уже затянулась, оставив небольшую вмятину-шрам с коркой засохшей крови. Я осторожно капнул на неё ещё немного лимэля, просто для надёжности, и стал обыскивать трупы.

Их я узнал. Имена эльфов всплыли в моей памяти, с младшим мы даже пару раз сходились в спарринге на тренировке, но никаких угрызений совести я не чувствовал. Они хотели убить меня, но я убил их, и точка! Моими трофеями в очередной раз стали пары поясов, кинжалов, луков и колчанов, несколько золотых и серебряных колец, а также серёжка с рубином, одежда младшего эльфа, в которую я собрался переодеться и главная гордость — вместительная заплечная сумка с несколькими хлебными лепёшками, сухими фруктами и вяленым мясом. Ей я обрадовался больше всего — так надоело таскать на спине неудобный тюк из рубашки. Подумав, я ещё снял штаны и куртку со старшего эльфа. Мало ли, пригодятся в дороге. Подхватив всё это, я отправился к ручью. В нём я долго мылся, смывая кровь и грязь, а после переоделся в новую одежду, выкинув порванную старую. Мимоходом отметил, что глубокая царапина на плече также затянулась, оставив тоненькую ниточку шрама. После этого, я напился вдоволь, затем перелил остатки лимэля из моей фляжки в трофейную, выпив несколько не поместившихся глотков и пошёл наполнять две пустые фляги.

Пока вода булькала, заполняя тару, я рассматривал своё отражение в ручье. Эх, побриться бы не мешало! Я машинально провёл руками по подбородку и вдруг ощутил что-то непонятное. Посмотрев на ладонь, я обнаружил кучу мелких жёстких волосков и несколько минут тупо на них пялился. Затем провёл по лицу ещё раз. Никаких сомнений — я начинаю линять! Почему? Я резко провёл рукой по волосам, а затем посмотрел на результат. Но волосы с головы выпадать отказывались. Облегчённо вздохнув, я отбросил мысли об облучении и сосредоточился на лице. Взяв старую рубашку, я принялся тереть свою физиономию, счищая остатки многодневной щетины.

Это было странно, но вся моя растительность на лице сошла на нет. Ощупывая в очередной раз кожу, я убедился, что она стала гладкой, как попка младенца. Гадая над причинами столь внезапного облысения, я собрал всё полезное в сумку, разворошив свой узел и вытащив стрелу, которая пробила насквозь несколько кусков мяса и один из ремней. Всё-таки, мне очень сильно повезло! Ведь если бы стрела не попала в мой мешок, она точно прошила бы меня насквозь. Тогда уж точно смеялись бы эльфы.

Кинув в сумку напоследок две фляги с водой, а последнюю с лимэлем засунув во внутренний карман жилетки, я завязал её, а затем повесил на плечо, подхватил луки, все колчаны со стрелами и… остановился. Подумав, выкинул два колчана, избавился от двух луков, выбрав себе один, что получше, и выбрался из оврага. Всё-таки я не Терминатор — носить снаряжение весом больше себя, а жаль… За это время я нашёл только один ответ на всё ещё мучивший меня вопрос — лимэль! Эта волшебная гадость мало того, что восстанавливает мой организм, она ещё и меняет его на эльфийский лад. А никто из них растительностью на лице не обладает. Это, конечно, к лучшему, бриться мне уже не придётся. Но что будет дальше? У меня удлинятся уши? Я машинально потрогал кончики своих локаторов. Пока никакого удлинения не замечалось.

Нужно быть поосторожнее с этим зельем, решил я. В больших количествах и лекарство превращается в яд. Поэтому, как только выберусь к людям, нужно завязать и оставить про запас. Как я уже убедился, он отлично заживляет раны, с ним аптечка уже ни к чему — есть лекарство от всех болезней! Придя к такому выводу, я решил, что нужно опять подкрепиться. Вся эта стрельба страшно меня утомила. За время, пока думал, я пробежал довольно большое расстояние, луг опять сменился лесом, но этот немного отличался — бурелома в нём было явно больше. То и дело мне приходилось оббегать нагромождения веток и поваленных, покосившихся деревьев. Эльфийский лес мне нравится больше, заключил я.

На одном из больших деревьев, склонившихся макушкой почти к самой земле, я сделал привал. Развязал сумку и достал из неё всё съестное, решив прикончить за один присест, чтобы вечером уже поужинать у людей. Сев на ствол, я быстро умял сушёное мясо с хлебом, запил водой и принялся за фрукты. Они вообще пролетели мимо зубов незаметно, а когда кончились, я почувствовал, что всё ещё голоден. Скрепя сердце, я достал кабанье мясо и очистил от листьев. Затем оглядел эти неаппетитно выглядевшие куски, взял один и стал откусывать от него, особо не разжёвывая и сразу глотая. После фруктов свежее мясо показалось мне ещё более отвратительным, чем раньше.

С трудом работая челюстями, я услышал шорох в кустах позади меня и обернулся. Из кустов молниеносно вылетел зверь, как две капли воды похожий на Рыжего, которого я встретил у родника и запрыгнул на ствол дерева рядом со мной. Посмотрев мне в глаза, кэльв оскалился и зашипел. Я спокойно прожевал мясо, что было у меня во рту, понимая, что в скорости мне с ним не тягаться, а значит и пытаться вытащить кинжал не имело смысла. Проглотив, я дружелюбно обратился к зверю:

— Привет, Пушистик! Проглодался?

Одной рукой, я достал самый большой (и самый жилистый) кусок мяса и положил на дерево рядом с кэльвом.

— Лопай! От сердца отрываю… — со вздохом закончил я и продолжил вгрызаться в тот кусок, что держал в руке.

Пушистик перестал шипеть и посмотрел на меня внимательно, причём я заметил в его взгляде недоумение, которое я поспешил развеять:

— Бери, пока дают! — промычал я с набитым ртом.

Кэльв спрятал когти и всё ещё недоуменно на меня косясь, сделал пару шагов, нагнулся и вцепился в мясо длинными клыками. Видимо, он и впрямь был очень голоден, так что жадно поедал пищу, уже больше не обращая на меня внимания. Пользуясь случаем, жуя, я внимательно его рассматривал. Шерсть была ярко рыжего цвета в пятнах, она слегка блестела под лучами солнца и словно просила провести по ней рукой. Но я подавил это желание, подумав, что Пушистик неправильно может меня понять. На боках можно было явно пересчитать все рёбра зверя, что явно не было последствиями сытой жизни. Морда была плоской и похожей на мордочки наших домашних котов, только больше раза в два. На ней был влажный коричневый нос, вдававшийся немного вперёд, а под ним длинные и острые, словно хирургические скальпели, клыки и предмет гордости любого кота — длинные усы, воинственно торчавшие в разные стороны. Уши, также как и у Рыжего, немного смахивали на кроличьи своими размерами, но теперь я смог рассмотреть небольшие кисточки на их кончиках.