Талова Татьяна Викторовна
Шрифт:
— Ай! — Тьерроль открыла люк и зажмурилась от яркого света.
— Глаза лучше открой, — посоветовала я нетерпеливо, едва удерживаясь от того, чтобы не вытолкнуть ученицу наружу.
— Как… как это можно терпеть? — Тьерроль кое-как вылезла и натянула на голову капюшон своей темной рубахи.
— Привыкай, — улыбнулась я. — Это все с непривычки.
Я огляделась. Гористая местность, в которой я ни разу не бывала. Однако, где мы, я знала. Достала карту и убедилась еще раз — если идти на запад, будет Эррионское плато, собственно сейчас мы у его края, на юго-западе Носьва и тракт до Лажги, потом Верица, деревня Рыжемостье и Солнцеград. Знакомый путь. Я невольно задумалась — где-то на плато раньше стояла Руос-ас-Карна…
— До Солнцеграда дней пятнадцать пути, не меньше, — я решительно тряхнула головой и повернулась к Тьерроль. — Ты как себя чувствуешь? Может, передохнем? Я, честно говоря, немного устала…
Та только кивнула. Было видно, что ей очень плохо.
— Вернуться не хочешь? — серьезно спросила я, садясь на сложенный плащ и поджимая ноги.
Тьерроль покачала головой.
— Не-е-ет. Когда еще мне выпадет возможность побывать на поверхности вместе с наставницей?
— Наставницей тебе будет жизнь. Я только учу магии, — ответила я.
Мы просидели с час, наверное, я немного побродила вокруг, наслаждаясь солнечными лучами и свежим ветерком. Не терпелось уже дойти до Носьвы — деревушки на краю леса, где нас с Галеадзо так радушно приняли когда-то. Как же много воспоминаний!..
Через какое-то время мы вышли на тропку, стало попадаться больше растительности и меньше камня. Завтра к вечеру уже дойдем до леса. Я шла вполне бодро, Тьерроль сначала едва переставляла ноги, но вскоре прибавила шагу, стала смотреть по сторонам (особенно с наступлением вечера), разглядывать все, что она раньше не видела. Я шла и размышляла — а каково это? Каково с рождения не видеть неба, солнца, деревьев?.. Человек может всю жизнь прожить в одной деревеньке, впрочем… Не всем же мотаться по дорогам, как наемникам.
Я все еще судила односторонне — почему-то жизнь в деревне на поверхности все еще казалась мне более разнообразной, чем под землей. А ведь там не менее интересно, если вдуматься: руоз, врастающий в стены, светящийся в темноте кристалл; подземные озера самых причудливых цветов, невообразимые статуи, творимые самой природой; высокие галереи и узкие, почти непролазные ходы, ведущие в огромные и просторные гроты, разноцветные прожилки в стенах… Только меня всегда почему-то больше тянуло на поверхность, хотя, казалось бы, на уходящую вперед дорогу и походный костерок я насмотрелась вдоволь за свою жизнь.
Тьерроль, обхватив руками колени, сидела напротив и следила, как я грею руки у костра, хотя холодно еще не было.
— А ведь ты все-таки хорошая наставница, — неожиданно сказала дроу.
Я удивленно приподняла брови.
— Ты предложила передохнуть, сказав, что устала, — пробормотала Тьерроль. — А ведь это было совсем не так. Ты просто увидела, что мне плохо и поняла, что я в этом не признаюсь.
— Так сделал бы любой, — пожала я плечами, хотя слышать похвалу было лестно.
Тьерроль ничего не ответила, только натянуто улыбнулась и, пожелав мне спокойной ночи, улеглась спать. Спустя какое-то время она открыла глаза и спросила:
— Аза, зачем мы сюда выбрались? То есть, я понимаю, что просто так, я должна посмотреть мир и все прочее… Но ведь не только за этим. Просто так ничего не делается, верно? Так зачем мы здесь?
— Я не знаю.
Кажется, не знаю. Только так, пара воспоминаний, ничего особенного.
Я достала из заплечного мешка походное одеяло, легла, накрылась плащом и еще долго смотрела на огонь, прежде чем провалиться в глубокий сон.
…Серо-синие стены грота, в который ведет широкий, всегда освещенный коридор. Голубым огнем горят нэрты в подвешенных к потолку блюдах. Но почему-то, несмотря на холодные блики, кажется, что здесь теплее, чем в любых других помещениях. На дальней стене — барельеф последнего Лорда. И больше здесь нет ничего.
«Ну здравствуй, Тэйрон, — говорю я. — Наверное, ты позволишь мне перейти на „ты“? Ведь столько всего было сделано из-за тебя. Или благодаря тебе. Я не знаю, как точно выразиться. Все, что было тобой запланировано, должно иметь еще больший масштаб, верно?»
Смешение восхищения и ненависти — это не так трудно, как думается поначалу. Тем более что восхищение абстрактно и огромно, а ненависть — это обычная ненависть маленького человека, на которого взвалили ненужные ему вещи.
«Не то чтобы жалуюсь, в конце концов, все хорошо. Только незакончено. И я не знаю, где искать завершение. А ты уже не скажешь».
Жду, стараюсь услышать ответ, хотя сама признала, что его не будет. Мне подошла бы и сущая ерунда, которую можно размашисто подписать в сознании «Это Знак!» и идти, собравшись с мыслями, имея какую-то цель.