И именно в этот день угораздило Идэра нарваться не только на недовольного друга, но и на злую меня… Сказать, что я смутилась? Да ни черта! Отчаянно краснела я только в первые дни, пока не убедилась, как непомерно меня все в Иерринусе обожают — так, что готовы закрыть глаза не только на теплые отношения со вторым героем-спасителем, но и вообще на сам факт моего существования.

— День Великого Совета Глав Всех Древних и Почитаемых Родов, — с отвращением проговорил Галеадзо, выделяя голосом каждое слово. — Надо идти… Так, где твоя рубашка?

— Я не знаю, это же твой дом, — буркнула я, сильно подозревая, что рубашка, скомканная, валяется где-то под коленками. И как все-таки рядом оказался кинжал?.. Это же опасно…

— Все равно придется идти, стоять и терпеть… Ты ж ни разу не была — так что обязательно. Поднимайся, родная.

Я попыталась выразить все свое недовольство одним словом. На человеческий язык оно не переводилось. Меня Чача научил…

Прослушав с явным удовольствием, Галеадзо запоздало поморщился и пообещал:

— В следующий раз не пойдем.

— А когда следующий раз? — спросила я.

— Через полгода. Где-то так.

— А сколько раз ты игнорировал этот Совет?

— Лет шесть подряд, — честно ответил Галеадзо. — А вообще, бывало и дольше.

Позже, уже одевшись, я снова спросила, пытаясь найти что-нибудь, чем можно расчесать волосы:

— А я там зачем нужна?

— Бремя народного героя, — ухмыльнулся дроу, выталкивая меня из комнаты. Я только вздохнула.

Было ли трудно жить под землей? Без Галеадзо и Идэра я бы свихнулась — это будет достаточно ясным определением. Я до сих пор не могла привыкнуть к отсутствию неба и солнца, к постоянному полумраку и к камню, напирающему со всех сторон. Хотя, безусловно, подземные города красивы — красивы такой жутковатой, но величественной красотой, что заставляет издавать жалкие и восторженные одновременно вздохи. Дом Галеадзо наполовину уходил в камень, я же обитала неподалеку от сторожевых постов, в маленьком подобии наземного жилища. Дроу меня не понимали — тесно и бедно, могла бы найти что-то получше старого нежилого дома. Зато я вроде как имела свое обиталище и самостоятельность, слушала байки стражников и первее всех оказывалась у ходов в случае тревоги.

Регулярно наведывался Идэриус — чаще по утрам, я пропадала у Галеадзо — чаще по ночам… Нет, все-таки краснеть я не разучилась. За последние полгода столько всего произошло — и к черту мои былые припадки сумасшествия и попытки самоубийства, к черту даже Руос-ас-Карну, к черту Зов старухи с холодными пальцами! Память — жуткая вещь. Я без дрожи вспоминаю ужасы перевоплощения и живой башни, и упорно кажется, что самое главное случилось, когда смерть была близко-близко. И жизнь, и смерть — все так перепуталось… Умер зверь, гиб человек, рушилась башня. Под ее обломками должен был быть Галеадзо — если бы не существо, которому я имела наглость подарить жизнь в самом начале отчаянного путешествия…

Да к чему снова перебирать все это! Я просто поняла, что сдохнуть очень-очень просто. И потому я буду любить, пока способна, со всей силой, на которую способна — и плевать на все…

Наверное, мысли как-то отразились на моем лице — Галеадзо, шагавший рядом, чуть улыбнулся. Поменялся ли он? Нет, все такой же спокойный, понимающий меня лучше всех на свете, с мрачными шутками, теплой улыбкой и набором жутких оскалов, призванных заменять эту самую улыбку. Именно одна из таких гримас появилась на его лице, едва мы вступили под своды дворцовой пещеры. Какое чудо или мастерство образовало ее? Абсолютно круглый зал с множеством выбитых в стенах лестниц, ведущих от пещер и пещерок, таящихся где-то в глубине, куда мне, наземному жителю, и заглядывать-то было страшно… Тем более что лесенки были до ужаса крутые, и хоть боязнью высоты я никогда не страдала, ясно представляла, как наворачиваюсь вниз с тридцатиаршинной высоты, и удивлялась бодрым дроу, прыгающим через ступеньку и успевающим еще что-то бурно обсуждать с идущим позади. Подъемник, старый, пыльный и созданный неизвестно для кого, внушал опасение даже самим дроу.

Зал поразил меня пустотой. То есть, народу было выше крыши, но вот скамей, стульев или чего-то подобного не было.

— Ты про «стоять» — это серьезно? — тихонько поинтересовалась я. Я лично, не выспавшись, способна ходить, бегать, даже драться или колдовать, но вот стоять — только качаясь, зевая и медленно-медленно моргая. Сидя, я хоть могла опереться локтями на коленки и поддержать опускающуюся голову…

— Сложнее «терпеть», — вздохнул Галеадзо. — Сотни никому ненужных фраз от всеми забытой знати…

Вдруг раздавшийся за спиной голос резал воздух ножом. Холодным стальным ножом, медленно-медленно и с злым наслаждением. Я вздрогнула.

— Когда-то ты служил этой знати.

— Я служил Лорду, — сказал Галеадзо. Сказал устало, как в давнем и надоевшем споре и лишь потом повернулся.

Напротив стоял высокий, худощавый дроу с невероятными глазами. Я не знала, что огонь может быть таким холодным! Дроу был явно старше Галеадзо — как я это поняла, не знаю. Говорят, возраст эльфов можно разглядеть в их глазах, но я упорно не могла высмотреть там трехзначных чисел. Понимание рождалось само, и я полностью ему верила. Так вот — дроу был стар, высокомерен, непримирим и злобен.

Галеадзо помолчал немного и добавил:

— А знать… она и так неплохо поживает, без меня.

— До каких пор ты будешь отгораживаться от себя же? — прищурился гад.

— Как можно дольше, — Галеадзо улыбнулся — смешение неприязни и нарочито лицемерной вежливости.

Я как раз почувствовала себя не в своей тарелке, как на меня обратили внимание.

— Так это и есть… — дроу не закончил, критически оглядел меня с ног до головы, едва заметно искривив губы. Я поежилась. Да, привыкла ты, Аза, к всеобщей любви, пригрелась… Забыла, каково это — чужую злость и презрение, как воду, стряхивать.