–  Иди сюда… вот… на мое место,- попросил он Илью, и они поменялись местами. Затем Федя пару раз толкнул нос лодки от берега к середине реки и сказал:

–  Так - нет. Aгa?

Затем показал, как надо отталкиваться, чтобы лодка не виляла по воде.

–  Вот так, aгa? Так. Перед. Понял?

–  Понял, Федя, спасибо. Я научусь.

–  Понял, кё, давай вместе. Ты и я, aгa?- расхрабрился и выпалил Федя, даже сам покраснел от такой тирады.

–  Бур.- улыбнулся Илья.- Хорошо. Ты не думай, я ведь тоже по-зырянски кое-чего знаю…

Они снова поменялись местами. Илья посматривал на Федю и старательно, в такт с ним, отталкивался. Лодка заметно быстрее пошла против течения. Соображает этот Илья быстро, отметил про себя Федя. Сразу видать, рабочий человек, рукодельный…

Когда поравнялись с устьем реки Айюва, вечерняя заря почти затихла. А утренняя уже готовилась разгореться: совсем рядом с тускнеющей вечерней вдоль горизонта светлело и светлело, еще немного - светлая полоса раскалится и снова выпустит солнышко из-за леса…

Так уж устроено северное лето, не успеет стемнеть, как снова светлеет.

Первое соображение - спрятаться где-нибудь в устье Айювы и отдохнуть - изменилось. Отсюда совсем недалеко деревня Пожня, лучше бы и ее проскочить незаметно. Если придет погоня и станет расспрашивать местных- никто никого не видел, ничего не знает. И врать никому не надо: действительно не видали. И так выйдет: в Уквавоме не знают, и в Пожне их не видели - ищи-свищи ветра в поле. Куда подались бедолаги - бог ведает… Теперь надо с Ильей договориться, чтобы и он понял и одобрил, в одной лодке едем. Федя выбрал пологий каменистый берег и остановился. Сам сел на сиденье, приготовился говорить. Илья смотрел выжидательно.

–  Ты устать, да? Это… шест… дальше толкать - можешь?

–  Могу, конечно, могу.

–  Это… кушать… сильно кочешь?- Федя похлопал себя по животу и для убедительности сделал

«ам-ам».

Илья засмеялся и пожал плечами:

–  Можно - могу поесть, нужно - могу и потерпеть.

–  Бур,- сказал Федя.- Корошо. Спать не надо. Деревня Пожня тут… близка. Сейчас чай пей, сукари, да мало-мало сидим, деревня Пожня идем ночь, никто нет. Потом кароший берег, тепло, много спать, да?

–  Все понял, Федя. Ты правильно говоришь. Если близко деревня, ее надо проехать, пока люди спят. А потом сами отдохнем. Бур?

–  Бур, карашо,- засмеялся Федя, замечательный ему Илья попался, понятливый. Он вышел из лодки, взял топор, котелок, лузан. Котелок и лузан оставил на камнях, а с топором поднялся наверх, в лес. Вскоре вернулся с полной охапкой сухих дров, палкой для таганка и листом бересты. Приготовил костер, достал из кожаного поясного мешочка приспособление для добывания огня. Щелкнул огнивом по кремню - сноп искр полетел на трут, тот сразу задымил. Федя подул на трут, поднес к бересте и, продолжая раздувать несмелый огонек, зажег. Сунул ее в приготовленные дрова и снова с топором поднялся наверх, к деревьям. На этот раз вернулся с двумя сухими чурочками и положил их около костра вместо сидений. За это время Илья успел подвесить котелок с водой над огнем. Только теперь оба поняли, что мокры до нитки,- уработались веслами и шестом. Стало зябко.

Костер грел спереди, а спина стыла. Федя нацепил на себя шабур и подпоясался, а Илье подал старенький зипун, хорошо, что прихватил с собой на всякий случай.

–  Одень, Илья, чтоб не холодно.

–  Спасибо, Федор Михайлович.

В ожидании чая Федя задумчиво глядел на ярко пылающий костер. Красные живые язычки пламени жадно лизали сухие дрова, белый невесомый дымок тонким столбиком тянулся вверх, истаивая в бледно-синем небе. Федя, сколько себя помнил, осознавал костер, как верного товарища и доброго друга. На летней ли ласковой речке, под осенней ли елкой. Да хоть в снежной яме у нодьи… Спокойное потрескивание огня согревало не только тело, но и душу и сердце. Привычная милая картина… Только сегодня в обычном костровом обряде явилось ему что-то новое, незнакомое, такое, что казалось, закроешь глаза - и все исчезнет. Федя зажмурился… снова открыл глаза - напротив у костра все так же сидел его новый невольный товарищ, черноусый русский мастеровой, с которым так внезапно свела их судьба. Значит, и стрельба с берега, и бегство на пределе сил - все было наяву, не приснилось, не рассказано бабушкой на теплой печи…

Теперь самое большее - три дня, и он совсем дома. А у Ильи где дом? Не там же, где они землю дырявят. Приехал ведь он откуда-то.

Федя взял тоненький прутик, ногой разровнял песок перед собой и сказал:

–  Илья…

Тот поднялся, подошел ближе. Федя прутиком прочертил линию:

–  Так река Изьва… Верк - деревня Изъядор,- ткнул он в один конец линии.- Два сто верст вроде… Я тут жить, низ село Ижма, далеко же очень. Я свой дом. Твой дом где?

–  Я, Федя, издалека. Слыхал про город Ярославль? На Волге. Вот оттуда. Я тебя понял. Если ты не против, если можно, я пока с тобой, в твой дом. Подожду немного и буду пробираться к себе в Россию,- сказал Илья.

–  Понял,- кивнул Федя.

–  Не возражаешь?

–  Не возражаешь. Чай кипит, давай чай пить.

–  Давай чай пить. Бур,- улыбнулся Илья.

Федя снял котелок с таганка на землю, из заднего кармана лузана вытащил сверток. Там оказалась початая пачка чаю. Он высыпал на ладонь заварки и бросил в котелок, снова подержал его над огнем. Из узелка же достал кусок сахару с добрый кулак, тупой стороной ножа поколол на мелкие кусочки. Снова залез в лузан - вытащил мешочек с сухарями и кружку.